что получилось не сожалею, с женой подали на развод, не надо перед ней больше хитрить, да она уже сошлась с зоотехником со зверофермы. Из нашего же села, я – то хоть лыжи вострил в соседнее село. Мне об этом ещё раньше анафемская душа, Марья – искусница, доносила, она же меня и на «курорте» выследила и моей благоверной доложила. Или виды какие Марья на меня имела, или со свету сжить хотела, кто знает? А только глаз свой урочный положила. Раньше заметил, что тропит меня Марья и скрадывает, как тот медведь – рыскун. И куда налажусь – на рыбалку, на охоту, – с ведром пустым меня встретит и благ всяческих накажет. Уж как я ни исхитрялся, а она как с под земли, как с воздуха образуется. Потом у меня все из рук валилось, и ружье осекалось и мимо стреляло, и руку топором едва не изувечил, и лесина-выворотень на меня заваливалось. В трех кедровых соснах плутал, это на своем охотучастке, где за два десятка лет всё исхожено вдоль – поперек. Дерево рухнуло, а ветровала не было, чуть отскочил, да и рыскуна похоже, она на меня напустила. Получилось, что не я за ним охотился, а он меня скрадывал, и если бы не мой верный пёска Соболь, не сидеть бы мне сейчас с тобой у костра, не чаевничать. Получилось с рыскуном совсем не так, как в геройском кино кажут, да в книгах пишут. Нет. Когда рыскун из скрадки на меня махнул, я едва успел ружье на изготовку взять, а куда стрелить – накатывается смрадная серо-бурая гора большая, а стрелить вроде бы и некуда. А тут наваждение, – блазнится мне, что вроде, как Марья пустым ведром голову ему оберегает, и не успел я стрелить убойно, да повис у него на морде пёска мой Соболь. Это его Бог в подмогу послал, не иначе. Сбоку Соболь взметнулся и повис у рыскуна на морде, понял он, что мне конец сей миг придет, и за меня смертушку принял. Рыскун башкой чуть в сторону повел, да когтистой лапой по животу Соболя полоснул, в это время наваждение у меня с глаз пропало, и я стрелил из двустволки. И пулю, и картечь положил между ухом и глазом, потом еще двумя выстрелами в упор упокоил. После по его следам прошел и понял, что рыскун на меня охотился, обраненный он был кем-то, рана беспокоила. На зиму залечь бы не смог, не накопил жира для зимней спячки, наделал бы он худших делов: окромя задранных коров, на людей, видишь, охотиться норовился. Слышал я, что псы все в рай попадают, как думаешь?
– Про всех не скажу, а твой Соболь точно там, негде ему больше быть, – геройскую смерть принял.
Вера в православного бога у Дмитрия удивительно и причудливо уживалась с язычеством. Верил он в лесных и водяных духов, да и поклонялся им. Я спросил: «Как так получается?» Дмитрий, глазом не моргнув, сказал: «Бог-то главный, а эти у него в услужении, на побегушках. А попробуй-ка им не поклонись да не подмасли в тайге-то, чё добудешь-то? Да им много и не надо. Крупки горсточку, щепоть соли, сахара. Ну, спирту чуть плеснешь, гильзу можно подарить, тряпочку какую навязать. Без этого нельзя, – удачи не будет. А уж Господь с ними сам разберётся, не нашего
