– Эй, с-кандальнички, барышня велит узнать, за что страдаете?
– За правду, ваше благородие.
– Знаем мы вас: за правду! Канальи! Вот ты, к примеру, расскажи.
– Истинно страдаю за неправду, на меня возведенную.
– Поведай, голубчик, не стыдись. На водку получишь.
– Иду я как-то ночью с сенокоса через лес, а по дороге на меня огненноглазый несется дракон во всю прыть. И на ем кто-то сидит, кнутищем погоняет и орет страшным голосом: «Поберегись, застрелю!» Я, как полагается, вилы на дракона выставил и купчишку насадил по ошибке, а он в меня из леворверчика успел-таки пальнуть.
– Интересная… кхе-кхе-кхе… история. Гранд истуар, говорю я, ма фий. Стихотвореньице по сему поводу можно сочинить. Купец на фаэтоне… в лунном свете… с шестизарядным револьвером… э… мчащийся сквозь лес. Что же дальше было? А, преступничек?
– Тут товарищи мои набежали, серебро по карманам рассовали, купчишку – в канаву, а сами – в трактир. Там-то я у себя дырки в животе и обнаружил. По ним и определили.
– Вот, Мари, истинно русский человек. Молодец! Богатырь! Но… грабить более не смей! Нехорошо-с! На вот тебе рубль на пропой.
– Премного благодарен, ваше благородие.
– Ну, а ты, плешивенький, за какую неправду страдаешь?
– За изобретенье, открытье великое.
– Семинарист, стало быть? Бомбу что ли изобрел, али что похуже?
– Пожалуй, что бомбу. Теорию новую создал, за что и страдаю.
– Теорию, говоришь? Это интересно. Что за теория?
– Исследование о том, как у нашей отчизны названье украли. Пока Киевская Русь истекала кровью под татарскими саблями, в дремучих лесах на окраине башкиры, мордовцы, московиты да хазары выстроили городище. Назвали себя русскими, нашу столицу в свою Москву перенесли, а нас, истинных россиян, окраинцами обозвали.
– И сколько тебе присудили годков за твое изобретенье?
– Десять, ваше благородие.
– Так я, пожалуй, пропишу в сенат, чтобы тебе, супостату, пожизненную каторгу дали.
– Премного благодарен, ваше благородие, за доброту неизреченную.
– Ка-кой мер-за-вец! Это чтобы я в захолустье сидел под Москвою и из Киева сверху указы получал? Не бывать сему вовек! Эй, конвойный, с изобретателем по строже! Я тебе покажу окраину!
– Ну, здравствуй, мачеха Россия! Что же я горожу? Матушка, конечно же… Оговорился. Эдак гадиной недолго обозвать, ежели вспомнить о чем-нибудь уже и вовсе неприятном. Эй, как там тебя, позабыл…
– Безымянный я, ваше превосходительство. Служу по вашему ведомству: записываю первые слова приезжающих и последние отъезжающих. Все вздохи и ахи, а также гримасы.
– Без имени, стало быть? А фамилия у тебя есть?
– Фамилия моя и есть Безымянный.
– Подходящая