Всего-то и надо: суметь почувствовать, увидеть её! Вот она подходит к столику возле арки, ведущей во второй зал. Стула три, но за столиком уже сидят двое. Судя по их виду, – куртки на меху, тёплые сапоги – они, скорее всего, из какой-нибудь съёмочной группы: всё то, что носили лётчики двадцатых годов, теперь донашивают киношники.
«Лётчики» даже не замечают её. Какое может быть волшебство, какая сказка, когда обсуждаются сложные творческие вопросы? Она уже собралась пройти дальше, когда один из кинематографистов, наконец, обращает на неё внимание. Он что-то говорит, предлагает ей присесть, но… Она отрицательно качает головой и грустно улыбается: он не заметил её тогда, в ту единственную секунду, когда это было важно! Теперь – уже всё равно.
Она окончательно отворачивается от их столика и, обведя взглядом зал, смотрит прямо на меня. Я сижу один у самого окна, за столиком на двоих. Я молчу, но внутри меня всё просто взрывается криком! Он бежит по моим венам и аортам, повторяя: «Да! Это я! Мне, мне нужна сказка! Сказка, которая никогда не кончится!» Тогда она, каким-то образом услышав мой беззвучный крик, улыбается мне. Сначала – только глазами, но потом улыбка зацветает и на лице. Где-то в баре начинает играть музыка: «Un jardin bleu dans le matin, оu ont pousse des iris noirs…»
Она идёт к моему столику. Столику на двоих у самого окна.
– Привет! Здесь свободно?
Она одета в спортивную куртку, я точно знаю, что вязаная шапочка с ушками скрывает длинные светлые волосы. Свеча, горящая на соседнем столике, на секунду отражается в изумрудных глазах.
– Привет! Конечно. Присаживайтесь.
Сняв шапочку и куртку, она садится напротив меня. Так и есть, у неё действительно длинные светлые волосы. На ней толстый свитер с высоким воротом. Я замечаю у неё в руках бокал с чем-то вроде глинтвейна. Видимо, она взяла его в баре и отправилась искать место.
– А почему на «вы»? – она обеими руками подносит к губам бокал. Смотрит в окно – По-моему, тут самое лучшее место, чтобы смотреть кино! – она бросает на меня взгляд и улыбается.
– На «вы»? Ну… Машинально… Мы же не знакомы… – отчаянно вру я.
– Ах, так? – она смеётся – Тогда позволь представиться: Ярослава! Но лучше – просто Славка.
– Славка? – я, конечно, знаю, что её зовут Ярослава, но такую модификацию имени я не предполагал. – Я Михаил… Миша. А почему Славка?
– Мне так нравится! – она сказала это с такой интонацией, что в конце фразы я ожидал услышать «дурачок». – Так ты тут кино смотришь?
– Какое кино? –