Жизнь должна иметь веские основания… Из таковых у меня была только дочь.
Когда я выпивала, обстоятельства уже не казались мне такими мрачными, а все далекое становилось близким и понятным. Именно в таком состоянии я находила взаимопонимание с родной мамой. Она во всем поддерживала и одобряла меня, ведь она тоже выпивала. Мы даже дружили и строили планы. Но утром, когда мир представал в еще сером, но уже неприятно-реальном измерении, мама становилась воинствующей и суетливой. Она не давала опомниться, прийти в себя, отнимала похмельное вино и убеждала меня в моей придурковатости. Мне же хотелось белого флага, маленькой иллюзии перемирия, отсутствия скандалов, отсутствия, собственно, ее самой и проблем, связанных с нею.
Еще долго-долго все будет так и не иначе. Я буду закрывать глаза, отворачиваться к стене и молить Бога об избавлении от чего-то без названия.
Вот снова дождь. Я хорошо помню эти оглушительные внезапные летние дожди того лета. По невероятно синему небу сначала набегали небольшие пушистые облака, они становились все объемнее и кучнее, потом, вдруг, одно из них соединялось с другим и, обнявшись, они проливали на землю беспричинные, звонкие слезы. Так же внезапно из-за кулис выстреливало солнце точным острым лучом, метило в глаза, лицо, руки. Я сладко зажмуривалась, потому что с высоты шестого этажа я могла отчетливо видеть радугу. И тут же сразу мысль – вот оно, невесомое счастье. Все мы люди, и каждому должно быть определено место под солнцем.
Тут и там появлялись ухажеры или попросту собутыльники. Россия оказалась страной непобедимых оптимистов и халявщиков, что стало для меня неприятно-диким откровением. Мужчины запросто выпивали за мой счет, иногда не благодаря, и даже не прощаясь. В Ташкенте такое вообще не представлялось возможным. Причем, пили абсолютно все, не скрывая и не стесняясь. У меня складывалось такое ощущение, что я вращаюсь в черно-белом калейдоскопе и уже не по спирали, а по кругу. Круг плавно переходит в мертвую петлю, из которой вытаскивает спасительная утренняя бутылка, принесенная кем-то за мой счет.
Я, конечно, общалась не с теми людьми, жила не там и не так. Но это были самые обычные люди, соседи по дому, мамины сотрудники, моя нация, к которой я приехала, чтобы спасти свою дочь и себя от жестокого произвола бывшей Родины. Я не могла всерьез критиковать их, ведь мне предстояло теперь жить с ними, среди них и точь-в-точь, как они. Я была благодарна им за любое внимание. Фраза «чужой среди своих» здесь пришлась бы абсолютно к месту, или родилась, если бы еще не существовала. На счастье или на беду в моей голове аккуратными стопками все еще складировались прочитанные сочинения классиков русской и зарубежной литературы, среди которых особняком стояла Маргарет Митчелл и ее «Унесенные ветром». Чем дальше я продвигалась по явно ложному пути, тем больше понимала, что такие книги нельзя было придумать. Я крепко «взяла» за руку Скарлетт О’Хара, говоря себе, что и у меня тоже все получится! Вот откуда брались эти регулярные