Лозовский родился и всю жизнь прожил в России. Однако вынужденная эмиграция ничуть его не тяготила, и плохое настроение было вызвано отнюдь не сермяжной тоской по родному асфальту московских улиц. Россию Лозовский презирал, как помещик презирает крепостного мужика. Да и за что мужика, собственно, уважать? Грязен, соплив, двух слов связать не может, вечно пьян, благородных манер не знает, так и съездил бы в рыло… А что барина кормит, значит, планида его такова – крепостная.
Дурные мысли Вадима Натановича были вызваны исключительно злостью на себя. Лозовский не любил ошибаться. Он гордился математической мощью своего ума и порой представлял жизнь в виде гигантского сеанса одновременной игры, в котором он, супергроссмейстер, противостоит всем остальным обитателям земного шарика. Но, ненавидя ошибки, Лозовский в последнее время делал их одну за другой.
Взять хотя бы ситуацию с Авиловым. Паршивая ситуация. В какой-то перспективе даже смертельно грозная. Потому Лозовский и послал к писателю Хрякова – существо надёжное, проверенное, опытное. Но вместо того, чтобы придти к Авилову скромно, солидно, и, конечно, днём, тот появился в полночь, да ещё с использованием шумовых и визуальных эффектов. Рассчитывал подавить писателя страхом и деньгами – не вышло: Авилов ощетинился. Получить подпись не удалось, ликвидация в качестве крайней меры провалилась. Вмешался тот, чей контакт с Авиловым делал теперь писателя по-настоящему опасным. Лозовский фиксировал ситуацию, сжав кулаки от бессильного гнева – но и только: поправить её сквозь тысячи километров он был не в состоянии.
Впрочем, и сам хорош! У Хрякова, прежде чем исчезнуть с поля битвы, хватило ума оставить Авилову записку с номером телефона. Конечно, импровизация, но ведь клюнул Авилов, позвонил. Тут уж опростоволосился лично Вадим Натанович. Не дав писателю представиться, да что там – слово молвить, назвал его по имени-отчеству и тем самым выдал себя, своё умение видеть на расстоянии. Диво ли, что Авилов окончательно обалдел и отключился, ничего не сказав. Таким образом, дело не сделано, писатель настороже, а ситуация раскалилась добела. «Старею, что ли?» – спросил себя Лозовский и усмехнулся идиотизму вопроса.
Но больше всего Лозовского угнетала неудача с Бунеевым. В сущности, дело пахло катастрофой. А ведь всё начиналось весьма и весьма многообещающе.
Вылетев из окружения Мельникова и таким образом утратив на него влияние, Лозовский почти не огорчился. В своё время из больного, стареющего президента удалось выжать многое, но теперь тот был на излёте, а Лозовский привык думать на перспективу. Надо было загодя определить будущего преемника и продвигать его вверх. Лозовский остановил свой выбор на Бунееве. В скромном руководителе одного из специальных ведомств он раньше других разглядел незаурядный ум, характер, честолюбие. Закваска была подходящая, тесто обещало взойти на славу.
Лозовский