В поднявшейся тут же суматохе, под набатный бой, последняя из оставшихся рядом тёток подхватила меня на руки и, обливаясь слезами, потащила к стоящему недалеко огромному терему, не обращая внимания на моё слабое сопротивление. Из её рук меня почему-то спасать никто не рвался, уже поднятый на крыльцо, я увидел, как красивая княгиня лупит чем под руки попадёт ту злую мегеру, что призвала ко мне этих неловких убийц.
Глава 2
Через пару суматошных минут, проскочив лабиринт комнат и переходов, мы оказались в светлом помещении, куда немедленно начал набиваться взволнованный люд. Чуть отдышавшись и немного успокоившись, я понял, что, похоже, закидывать мой разум обратно во тьму никто в ближайшее время не собирается. Следующим открытием стало то, что моим нынешним вместилищем оказалось тело ребёнка, и именно поэтому все окружающие казались мне великанами. Навострив уши, я пытался понять, куда меня забросила непонятная мне сила, чего ждать в дальнейшем и как максимально отсрочить очередной бросок в темноту.
Спустя непродолжительное время из кучи услышанных разноречивых сведений в голове пыталась сложиться мозаика понимания, и так мне стало известно, что зовут мое тело «Димитрий», его статус то ли царевич, то ли княжич, во дворе сейчас царица Марья убивает мою мамку боярыню Василису Волохову и повелела смертью казнить её сына Осипа и что то ли Димитрий, бившись в чёрной болезни, решил кого погубить, то ли Димитрия смертию жизни лишить хотели. Вот чёрт, похоже, напуганный разум принял попытку первой помощи за покушение на убийство и, оклеветав, приговорил к смерти мать и сына. Да уж, следующий перенос, думаю, будет прямиком в вечное пекло! Пока я пытался в голове сложить одно к другому, раны на лице, руках и плече были омыты водой и перевязаны чистыми льняными тряпицами.
– Кто ты? – слетел с моего языка крутившийся там уже порядочное время вопрос к заботящейся обо мне женщине.
Услышав его, она закрыла руками лицо и заплакала. Стоявший рядом с медным умывальником мужик вздрогнул и пробормотал:
– Обяcпамятел, спаси господь! Мало ли за свои неполные девять лет кручины досталось сыну блаженной памяти государя Ивана Васильевича, так новая напасть – разумом мальчишка притомился.
Далее, из прерывавшихся всхлипами пояснений, стало ясно, что страдалица эта – кормилица царевича Арина Тучкова, мнущийся рядом здоровенный лоб – её муж Ждан, дядька царевича, а крутящийся рядом мальчишка – сын Баженко, молочный брат царевича и постоянный участник всех его забав. Вот царевич Дмитрий, стало быть, я, мать моя – царица Марья Фёдоровна [1], а бьют смертным боем старшую няньку Василису, «мамка» – это её должность, как и звание «дядька» у Ждана, который, видимо, был вроде воспитателя. Больше меня поразило, что отцом моим здесь считали покойного государя Ивана Васильевича. Знание истории не являлось моей сильной стороной, я помнил только то, что вскоре после смерти самого известного из царей с таким именем началась великая русская Смута. Меж тем крики переместились