– Родителей? Неужели они поедут? А здешняя жизнь? Воспоминания? Друзья? Ваша дача?
– А пенсия в три копейки? Да и друзья их что-то зачастили перебираться на кладбище. В общем, родители уже почти американцы – это вопрос решенный. Да и должен ведь кто-то сидеть с детьми.
– С какими?
– С моими.
Натка закашлялась:
– У тебя есть дети?!
– Нет. Но ведь будут же.
Дети появились через пару лет. Причем сразу полный набор: мальчик – копия Люськи, такой же открытый, улыбчивый и беспрерывно о чем-то щебечущий, и девочка – ксерокс отца (Люськиного четвертого мужа – американца), серьезная, хмурая и молчаливая.
Натка впервые в жизни подругу пожалела. Все-таки уже не девочка, а сразу двое младенцев. У Натки вон большая разница между детьми, и все равно тяжело. А у Люськи тяжесть в двойном размере. Бедняга она!
Бедняга звонила примерно раз в месяц и щебетала что-то о вечных ценностях, безоблачном счастье и вселенской любви ко всему живому. Натка тоже звонила и деловито расспрашивала о грудном вскармливании, режиме, коликах и зубках. А потом звонки прекратились. Нет, не внезапно и не просто так. Не потому, что дружба не выдержала расстояния, и не от того, что они перестали испытывать потребность в общении. Просто с годами и километрами разница в характерах обострилась, а телефон – не лучшее средство для поиска компромиссов. Обидеться по телефону можно. Помириться сложнее. Натка обиделась. И обидела Люську. Хотя подруга тоже была хороша. Однажды позвонила и накинулась с места в карьер:
– Слушай, ну, мои архаровцы в колледж пойдут раньше, чем ты долетишь до Бостона.
Натка бросилась защищаться:
– Ты к нам тоже не спешишь. Ниночка – почти невеста, а Валерка… Ты его видела, когда он еще в коляске лежал, а мы, между прочим, в сентябре уже в школу пойдем.
– Нат, ну что за жизнь, а? Кругом столько всего происходит, а мы с тобой даже встретиться не можем. Столько нового!
– А что нового?
– О! Ты же не знаешь. – Люська понизила голос до полушепота и кокетливо произнесла: – Я снова в поиске.
Натка не сдержалась:
– Люсь, ты дура, что ли? – Ведь и правда, в чужой стране с двумя маленькими детьми и престарелыми родителями!
Люська предпочла колкости не заметить:
– Нет, я умная. Понимаю, что жизнь одна и…
– И что?
– И ее надо жить, а не проживать, – договорила Люська с намеком.
– А я, значит, «проживаю»?
– Ага. Даже, скорее, волочишь существование.
– Я?! Волочу?! – Натка задохнулась от возмущения.
– Конечно. Все серо и буднично. Работа одна, муж один. Скукотища.
– Я… я люблю свою работу.
– Ну-ну!
– Что «ну-ну»?
– Я что-то ничего не услышала про мужа.
Натка молчала всего несколько секунд, а потом отрубила:
– Не