Все же хранил меня кто-то все эти годы…
В первый же день перевода вновь прибывшие познакомились с процедурой окончания переклички перед отбоем. Все гениальное просто. Хотите порезвиться в «седьмой» – да вопросов нет! В роте человек хорошо за двести, выбирай не хочу! По окончании все деды и особо заслуженные (то есть все, вне зависимости от срока службы урюки) выстроились по обе стороны от входа. Команда отбой, и орава из сотни молодых ломится в двери сквозь строй свистящих блях и ремней.
«Балду свою бестолковую подставил, кровь потекла – п… ц тебе! Значит, сучара желторотая, не умеешь ты жизнь свою спасать и ставишь все боевое подразделение под удар противника. Тебя же, гондона, потом под душманским огнем придется с поля боя на руках выносить! А ты думал?! Всем в Афган идти, не только тебе, мудак безмозглый! Твои деды нам спасибо скажут за учебу твою, русский пидарас! После отбоя – к замкомвзводу, на дополнительные занятия. Пока – бегом, марш!»
Вот так вот… Тонкостей этих правил мы еще не знали. У меня дырка посреди головы небольшая, но кровь не останавливается. У Толяна – бровь. Надо было ему, братишке, не борьбой, а боксом заниматься – пообвыкся бы. Пока ждали отбоя, осмотрелись. Огромная казарма, бесконечные ряды коек. Сразу видно: несколько землячеств и десантура – отдельными островами. Самое большое и жестокое – узбеки. Самое безбашенное – азербайджанцы и Северный Кавказ (потом уж узнали). В роте взводов не три, как положено, а штук восемь, да в каждом – по тридцать с лишком бойцов. Все разных призывов и везде свои «приколы». Посмотрели, поняли – не отбоя ждем, смерти. Спрашиваю Толяна:
– Что делать будем?
– Ждем…
Чертяка оказался прав. Мы еще на разводе слышали шушуканье о каком-то Рустаме. Волновался народ больно. Нам, молодняку, ваши старческие волнения до жопы! Чем вам, твари, хуже, тем вы нас, выживальщиков, меньше трогаете. Отбой. Только в койки прыгнули, слышим команду:
– Э… собаки битые… Ко мне!
Подходим. Пять плоских харь.
Одна разевает пасть:
– Чайник чашмы – сюда, пулей.
Стоим, мнемся. Где брать чайник, положим, понятно. А деньги? Для нас, духов, вопрос нерешаемый в принципе!
Тут подлетает перепуганный на всю голову младший сержант ВДВ, хватает нас за загривки и начинает выталкивать с прохода меж коек и при этом придушенно шипит:
– Бегом, бля! Не слышали, что Мирза сказал!
Побежали. Пацан вэдэвэшник, Славик. Мой призыв – осенник 82-го. Сибиряк из Красноярска. С нами в одном взводе. В Афгане еще не был – прибыл прямо по окончании учебки. Зато в «седьмой» уже полтора суток. Это по нему видно – напухшая щека (потом выяснилось – сломано два коренных зуба), терпит, но прихрамывает (получил сапогом в голень – смачная гематома). За чашмой уже ходил (да ладно, все ходили, не в одной