В этот раз Климу даже не потребовалось искусственно изображать усталость, так как он действительно оказался утомлён затеваемыми Сашкой разборками.
– Саш, – глухо произнёс Шаповалов, слегка наваливаясь широкой развитой грудью на привычно сцепленные пальцами на столе руки, – честно говоря, ты меня уже достал. Чего ты добиваешься? Чтобы я перевёл тебя в какой-нибудь другой детдом, за тысячу километров от твоей Анечки?
– Не получится, – спокойно возразил Ливенцев, слегка мотнув головой с русыми, прямыми, мягкими волосами средней длины. – Вам придётся писать кучу объяснительных, почему вы переводите именно меня. И, к тому же, взамен вам наверняка навяжут какого-нибудь шалопая из того детдома, куда вы захотите меня сплавить. Они с радостью подсунут вам какого-нибудь отморозка, от которого давно хотели избавиться.
– Сам ты прохвост и шалопай, – невольно усмехнулся подкованности воспитанника Шаповалов. – А ты не допускаешь того, что у меня могут быть там хорошие знакомые? Так что, возьмут тебя, как миленького, без всякой замены.
– От объяснительных вам всё равно не отмазаться, – встряхнул длинной чёлкой Сашка. – А если бы знакомые были, то вы меня уже давным-давно бы отправили. Так что, придётся вам три года потерпеть. Даже меньше, всего два с половиной.
– Сашка, – проникновенно заговорил Клим, пристально вглядываясь в лицо воспитанника, – я тебя как человека прошу, неужели ты сам не можешь эти два с половиной года потерпеть. Ну, обуздай ты свои гормоны, в конце концов. Подрочи в туалете, как все остальные. А потом выйдете со своей Анюткой, получите оба по жилью отдельному, и живите себе на здоровье. Женитесь, детей рожайте. Кстати, вот с детьми лучше не спешить. Ни к чему нищету плодить. Выучись, получи специальность, на работу устройся. Тогда будет видно.
Непроницаемый Сашка молчал, не отводя взгляда, и, как казалось, не воспринимая советы директора всерьёз.
– Ну, в самом деле, – продолжал