Энса. Ольга Галевская

ужалась в мягкий дымчато-сиреневый грунт, рассыпающийся вокруг ног чуть влажными крупными комьями.

      Там, где Чернов стоял, земля каким-то непостижимым образом утрамбовывалась, едва он перемещался вдоль края только что выкопанной ямы, почва тут же уплотнялась, словно несла за него ответственность.

      Когда он впервые столкнулся с этой местной особенностью, то не поверил глазам. Аккуратно, чтобы не выдать волнения, Чернов всматривался под ноги стоявших рядом людей – все как один неловко топтались, стараясь достойно держаться перед лицом гостеприимных хозяев на странной, будто бы текучей поверхности планеты Энса, – земля под их подошвами волнообразно двигалась, плавно извивалась среди плотно подогнанных рядов восьмисот свежеприбывших визитёров.

      В отличие от соплеменников, Чернов, такой же бесхитростный органический индивид, абсолютно твёрдо стоял на своих двоих, и не испытывал ни малейшей потребности в дополнительных манипуляциях для сохранения вертикального положения.

      Главный распорядитель Мерцающего сектора, высокий, вытянутый в струнку кинерианец, похожий на замороженного божка, поймал его растерянный взгляд внимательными синими глазами и едва заметно склонил сплюснутую с боков голову – то ли одобрительно, то ли укоризненно кивнув.

      Чернов вспотел.

      Он не очень-то любил привлекать к себе внимание, откровенно говоря, он этого терпеть не мог. Но «божок», единожды выделив его из толпы, ни на миг теперь не упускал из виду.

      С его лёгкой руки Чернову достался самый большой из когда-либо предоставленных землянам участок планеты Энса.

      Он смутно понимал, зачем вообще высокоразвитой антропоморфной расе кинерианцев понадобился списанный со счетов археолог – в официальном запросе значилось требование: «раскопки, деликатный ручной труд», – но отказываться от предложения Миграционной Космической Службы, естественно, не стал.

      С недавних пор популярный межвидовой обмен межгалактического масштаба ещё никому не причинил хоть сколько-нибудь явного вреда. По крайней мере, Чернов лично ни о чём подобном не слышал. О пользе же знал каждый.

      При помощи разумных глубоководных организмов с далёкой безымянной планеты-океана, люди наконец-то поняли океаны земные; благодаря нитеобразным учёным, скрывавшимся в одной из звёздных систем Пустоты Волопаса, оказавшейся не такой уж пустой, они выяснили, как безболезненно для всех разделаться с ядовитыми отходами и навсегда забыть о проблеме нестабильных изотопов. И всё это за неполную сотню лет!

      Конечно, были ещё слухи о тех или иных преступлениях, случавшихся время от времени на стыке вселенских интересов, но никаких реальных фактов или иных доказательств ни Чернов, ни кто-либо из его окружения, что называется, в глаза не видел. И потому он вполне справедливо считал невероятной удачей подрядиться в эту космическую, потенциально значимую для мира и, безусловно, любопытную для него самого, экспедицию.

      Дома количество стоящих затраченных сил и времени исследований уменьшалось прямо пропорционально растущей физической слабости Чернова. В последние годы он едва находил чем себя занять. Редкие встречи в археологическом обществе, вялые беседы с такими же, как он потерянными, без пяти минут преданными забвению, коллегами. Упрямое неверие в завершение славного, полнящегося приключенческим духом, пути…

      И вот – по пояс голый, в лиловом полумраке дышащей звёздами ночи планеты Энса, – Чернов снова делал то, что лучше всего умел.

      Чернов копал.

      Ни дюйма не пропуская, планомерно двигался от одного угла участка к другому, неторопливо и строго углубляясь всякий раз на равную глубину. Изредка останавливался, чтобы окинуть жадным, истосковавшимся по воздушной перспективе, взором разметавшиеся рядом просторы – на несколько километров вокруг ни души, лишь низкие холмы на горизонте, – и снова принимался за работу. К концу четвёртых земных суток он почти что привык к поведению земли под ногами и только механически фиксировал, как почва, словно живая, реагирует на его отлаженные действия.