– О, Аллах! Какой же ты ещё, в сущности, глупый ребёнок, Сэрче. Нашла чем себя изводить и накручивать.
В этот раз я всё-таки переступил через собственные принципы и сделал то, что, наверное, вообще никогда и ни с кем не делал, если не считать первые годы отцовства с Эмином. Сел на диван рядом с Юлькой и заставил её прислониться спиной к моей груди, приобняв правой рукой поверх с одной стороны, а левую подставив вместе с предплечьем под затылок и шёлковую гриву карамельно-русых волос. Заодно успел прочувствовать, насколько она напряжена и как цепенеет от столь нежданных от меня действий. Словно не верит, что я действительно это делаю после того, как повёл себя с ней этим утром. Поэтому и продолжает настороженно супиться, всё ещё цепляясь за подушку, как за мнимую от меня защиту.
– Если вы её так ненавидите, как же… Как у вас получалось всё это время не срываться на меня, не считая самого первого раза?.. И почему вы её так ненавидите? Что она такого вам сделала, и из-за чего вы хотите её убить, называя при этом ожившим трупом? Она что, притворялась до этого умершей? И… и почему она говорила об Эмине, как о вашем с ней сыне? Или у вас есть ещё дети?
Странно, что она не до конца свела все имеющиеся на её руках кусочки пазла и не поняла, что Вероника Щербакова – в замужестве Камаева – и есть та самая “умершая” после автокатастрофы супруга моего старшего брата Гохана.
– Насколько мне известно, у меня только один сын и, да, это Эмин.
В жизни бы никогда не подумал, что начну рассказывать об этому кому-то. Тем более, когда этот кто-то – двойник ненавистной мне женщины и, по сути, является сейчас моей временной любовницей. Этот мир явно за сегодня перевернулся с ног на голову далеко не раз и не два.
– Так она?..
– Да, она жена, вернее, уже вдова моего погибшего брата, которая притворялась все эти годы мёртвой, а теперь вдруг решила воскреснуть, когда узнала с кем я провожу ночи в одной постели в фамильной резиденции Камаевых.
– Ни фига себе! Так вы с ней что?..
– Именно… Что… – я опять не сдержался и кашлянул сухим смешком, словно попытался вырвать из лёгких болезненный комок. – Изменяли Гохану, как самые последние аморальные твари, которым было плевать и на последствия, и на вероятность быть пойманными с поличным. По крайне мере, мне точно было плевать. Я даже жаждал, чтобы нас поймали. Чего не скажешь о Веронике. Вот ей очень долго удавалось водить всех нас за нос. Обещала мне, что расскажет о нас всё мужу и подаст на развод, а потом заявила, что беременна от него и поэтому, мол, не может пойти ещё на больший грех – лишить сына отца. В общем… вертела нами как хотела.
– А откуда она могла знать, от кого у неё ребёнок?
– Как откуда? Откуда знают все матери мира. – в этот раз смешок получился, скорее, кислым, чем горьким. – Материнское сердце подсказало. Хотя и обещала сделать анализы на отцовство после родов, чтобы узнать уже наверняка.
– А потом?
Всё-таки странно чувствовать