– Кто? – улыбнулся он, как будто оказался здесь совершенно случайно и ничего не слышал.
– Моя подруга! – перекрикивая грохот музыки, сообщила толстушка.
Он слегка картинно повернулся к рыжей, и, уже не прячась, они посмотрели друг другу в глаза.
– С удовольствием, – не выдержав и двух секунд паузы, согласился он.
Тогда у них еще были имена, но уже через полчаса разговора с ней он догадывался, что очень скоро их настоящие имена растворятся в новых отношениях, где есть только позывные, известные и понятные лишь двум людям. Конечно, это случилось не сразу. И даже не в ту ночь или утро, когда, не разочаровывая его, она наотрез отказалась поехать к нему. Но поскольку это все-таки случилось, то Лапочкой и Бобби Старшим они стали именно тогда, когда, отколовшись от всех, уединились за освободившимся столиком ночного клуба и говорили обо всем разом, словно метили словами огромную территорию любви, которую им еще только предстояло завоевать…
Стоп! Опять не то. Слишком мармеладно, обычно и логично получается – и стали они жить-поживать и добра наживать. Но при таком раскладе ему нечем объяснить все, что произошло дальше. Значит, все происходило не так, как он отчетливо помнил. Да и отчетливо ли? Например, голова – она у него вовсе не болела. И этот клуб – он не посещал его две недели, а выпивал дома по ночам. Остается водка с вишневым соком. Вот это правда. Вишневый сок – его личное изобретение. Как-то получилось однажды, что в холодильнике не оказалось апельсинового сока, и он заменил его вишневым. Полученная смесь показалась ему вкусней привычной. Но разве он злоупотреблял? Ни в коем случае. Он не мог себе позволить злоупотребления. Днем необходимо быть в форме – садиться за руль и встречаться с людьми. Стаканчик-другой в три часа ночи – и на боковую. Подъем в восемь утра, остальное досыпал днем – вот, собственно, и разгадка его ночных бдений. Попробуй усни, если выспался днем.
Остается разобраться с первой встречей. И здесь сплошное вранье. Он запал на нее с первого взгляда. А это старомодное платье и танцы возникли уже потом, как слабые попытки сформировать защитные порядки утраченной воли. В первые часы были только ее глаза и ниточка прозрачных бусинок справа на светлых, рыжеватых волосах. И этого пьяного хмыря он едва не раздавил плечом, когда тот попытался встать между ними. И за столом позже они сидели не вдвоем, а вместе с ее полной подругой, из-за которой она, в общем-то, и не поехала к нему. Хотя очень хотела. Он видел это, и тоже очень хотел, и на самом деле был сильно разочарован. Нет, не ее отказом, а уже тогда зародившимся ощущением потери отпущенного им драгоценного времени. Все было предопределено. Чего уж тут лукавить. Ведь он действительно не посещал этот клуб две