Праматерь удовлетворённо прошептала:
– Теперь ты сможешь сама создать безопасное место, кошкодевочка.
– Безопасное место?
– Просто направь мои Узы на то место, которое хочешь сделать безопасным. На дом, например. В этом месте никто не сможет нанести другому вред. Разве что я, да ещё Всесоздатель. Так немного спокойнее, правда?
– Не на много. Я боюсь не того, что химеры не смогут за себя постоять, мы умеем сражаться. Я боюсь того, что больше не увижу Вас.
– Значит, просто постарайся не умереть до моего возвращения. И ты тоже, воронёнок. Постарайся прожить долгую счастливую жизнь, присмотри за семьёй. Особенно за малюткой Танэ! Она слишком серьёзная. Всё, мне пора, я итак держусь из последних сил.
Танэ нехотя отпустила руку Праматери, она готова была терпеть обжигающую боль и дальше, но, увы, расставание было неотвратимо. Тенгу подошёл к ба’астидке, он обнял её и погладил по длинным волосам песочного цвета. Он невольно повторил интонации Праматери, её нежный шёпот:
– Я не разочарую Вас, Праматерь. Никто из химер не разочарует Вас.
Вряд ли Матерь Искажений услышала слова воронокрылого ёкая. К тому времени, как тенгу окончил говорить, все парившие вокруг подобные магме капли уже осели на её теле. Демонические крылья, единственное, что не затронула энергия Души Мира, сомкнулись над застывшей Праматерью и заключили её в подобие кокона. Чешуя, покрывавшая крылья, начала осыпаться. Кокон сжимался с тугим хрустом, кости внутри крыльев ломались, их крошки вперемежку с густой тёмной кровью падали наземь. Это длилось недолго. Совсем скоро на месте, где только что стояла преклонившая колени прародительница химер, осталась лишь неприглядная смесь разорванной плоти, раздробленных костей, запёкшейся крови и угольно-чёрной чешуи.
***
Танэ’Ба’Сей часто видела это воспоминание в своих снах. Вновь и вновь она переживала день расставания с Матерью Искажений, каждое мгновение которого намертво врезалось в память теперь уже престарелой, готовящейся уйти на покой ба’астидки.
Сон, который Танэ видела сегодня, сперва ничем не отличался от воспоминаний. Жрица также была в своём юном теле, она точно также входила в Храм Лже-Демона вместе со своим ныне покойным другом тенгу. В точности, как и в тот день, ба’астидка говорила с прародительницей, и, как всегда, прародительница погружалась в небытие. Но в этот раз окончание сна было совершенно иным.
В этом сне праматерь не укрылась в коконе из собственных крыльев, вместо этого она встала, и её глаза окрасились чёрным огнём всепоглощающей ненависти, который Танэ уже видела во время войны и который она предпочла бы никогда более не видеть в своей жизни. В этом сне её воронокрылый