– Старым быть тяжко, хилым быть постыдно, но быть робким при дочери недопустимо.
Вервольф перевёл взгляд на явно не спешившую вставать девушку и хрипло рассмеялся, прикрыв обнажившиеся клыки тыльной стороной кисти, из-за чего находящийся в ней кинжал коснулся длинных серебристых волос:
– Кх-хе-хе, верно говоришь, дед. И зачем упырь ради какой-то ма’алаки’ нарушил Право Сильного?.. Хотя, не будь кошка осквернена кровью ангела, была бы, может, весьма…
Старик начал переживать, что допустил ошибку в «переговорах», и постарался отвлечь от своей дочери внимание невероятно опасного собеседника:
– Право Сильного? Мне казалось, что Вы пришли из-за убийства предыдущего центуриона, достопочтимого…
– Что за чушь!? Хочешь править – возьми право, таков закон! – Речь полуволка стала ещё более резкой, отрывистой, она наполнилась гневом и презрением. – Если бы Андабат пал в честном бою, то и быть посему. Взявшись за меч, будь готов умереть. А сброд, который своей подлостью посмел предать законы собственной расы!.. – вервольф вдруг опомнился, он тяжело вздохнул и задумчиво произнёс. – Эх, тебе то откуда об этом знать, кошак… Право Сильного…
Старый ба’астид не был уверен, стоит ли вмешиваться в размышления собеседника. Хоть он и не чуял смертельной опасности для себя и своей семьи, но всё же прекрасно понимал, что есть вещи не менее страшные, чем потеря этой последней оставшейся у него ценности. Полутигр лихорадочно обдумывал, как прервать столь напряжённое для него молчание, и потому до него не сразу дошёл смысл слов вновь развеселившегося демонида:
– По правому берегу озера сейчас ни одного охотника Легиона. Примерно в четверти перелёта встал кто-то из ваших. На’аги, вроде. Возьми свободу, если вправе. – Вервольф вновь обнажил волчьи клыки. – И если день будет долгим.
Демонид отсалютовал своим окровавленным мизерикордом и неспешно направился винному стеллажу, пробормотав себе под нос: «Хорошее пойло мне старик подсунул. Взять бочонок, что ли?..»
Старый полутигр понял, что разговор окончен, но на всякий случай застыл на месте, чтобы выразить учтивость, когда неожиданный освободитель повернёт в сторону выхода. В отличие от своей дочери. Ба’астидка наконец решилась встать, и едва слышным дрожащим голосом то ли спросила, то ли сообщила:
– Нас не убьют…
Услышавший шёпот ба’астидки вервольф подбросил свой кинжал и резко развернулся, театрально встав в позицию фехтовальщика с рапирой. Разве что без рапиры. Демонстрируя остроту волчьих зубов, он надел маску надменности на своё почти человеческое лицо:
– Тебя явно не учили общаться с кровожадными монстрами, киска. – Мизерикорд