Наши встречи с Максом все больше походили на бои местного значения. Все его попытки засунуть руку мне под юбку или снять с меня лифчик пресекались на корню. Мы целовались, водили руками друг по другу поверх одежды. Максим целовал не только мои губы, щеки и шею, но и руки. Иногда он целовал живот в образовавшуюся прореху между блузкой и юбкой. Казалось, еще чуть-чуть, и я не вынесу… но стоило поднять край майки или рубашки чуть выше, подобраться к нижним границам моей груди, как я приходила в себя. Я, конечно, не убегала, как в первый раз, тогда… около колонн театра, но прытко вскакивала с дивана, дергаясь, будто обожженная током, трясясь от возбуждения и желания и одновременно с этим от страха совершить что-то предосудительное.
Время бежало, я окончила школу, поступила в институт. До моего восемнадцатилетия оставалось полгода. Мы продолжали наши встречи с Максимом, которые более или менее стабилизировались. Поцелуи были единственной нашей забавой, и хотя Максим продолжал время от времени свои попытки захватить места, неусыпно мною охраняемые, делал это не очень настойчиво, видимо, поняв бесполезность этих усилий. Он смирился с тем, что все остальное получит лишь после свадьбы, и стойко терпел, хотя давалось это ему с трудом.
Наши «поцелуйные» свидания, поддерживаемые понятливой Максимовой мамой, под ласковую музыку любимого Джо Дассена и в сопровождении бокала вина заканчивались в положении лежа. Максим валил меня на диван, продолжая целовать. Одной рукой он придерживал меня на всякий случай, чтобы я не вырвалась, так как такие попытки я частенько предпринимала. Иногда, увлекшись очередным поцелуем, я расслаблялась и мягко поддавалась, безвольно расплываясь всем телом под Максимом. Казалось, готова – бери и делай что хочешь. Но стоило ему, воспользовавшись моей слабостью, сунуть руку глубже под юбку или начать расстегивать пуговицы на блузке, как я тут же дергалась, словно ужаленная змеей. Максим тут же вытаскивал непослушную руку и начинал утихомиривать напряженное тело, поглаживая меня поверх платья, повторяя: «Тихо, тихо, тихо, моя хорошая… все хорошо, все нормально… не бойся…»
Но иногда его взрослый мужской орган, который мне так никогда и не пришлось увидеть в натуральную величину, наблюдая за ним лишь в зажатом состоянии под тугими джинсами, восставал от возбуждения до такой степени, что готов был прорвать сдерживающую ткань. Бугорок между ног Максима не только увеличивался до неприличных размеров, но и обжигал, стоило ему коснуться меня даже через тонкое платье. В такие минуты Максим особенно терял контроль и мог особенно рьяно начать стягивать уже почти расстегнутую блузку. И тут я превращалась в тигрицу, могла по-настоящему сильно