– Откуда ты знаешь? – спросил Тиссен недоверчиво. – Тебе тахамауки нажаловались?
– Я с ней работал какое-то время. И знаю, что тахамауки были весьма озадачены своими неуспехами. Они не любят, когда кто-то или, применительно к нашему случаю, что-то оказывается умнее, чем их Тайная Канцелярия. Это провоцирует в них статусную фрустрацию.
– Да, пожалуй, – сказал Кратов смущенно, скомкал свой рисунок и выбросил в урну.
– Статусная фрустрация?! Впервые слышу! – снова возмутился Свифт. – Тоже сам придумал?
– Ну вот еще! – сказал Аксютин. – Подцепил где-то. Я ведь восприимчив к чужим мнениям, не то что некоторые.
– Хорошо, и что бы нам это дало? – рассуждал Муравский. – Нам не нужен тахамаук-эвдемон. Ну вот нашли бы мы твоего Харона… не факт, что он занимается тут незаконными исследованиями.
– Помнится, он был не чужд этой тематики, – проворчал Кратов. – И уж в чем в чем, а в человеческих мозгах вел себя как дома…
– Чтобы тебя успокоить, замечу, – сказал Аксютин, – что на тахамауков и иже с ними твой шарж похож весьма отдаленно. Между прочим, напрасно ты его выкинул.
Кратов немедленно полез в урну, развернул листок и тщательно разгладил ладонями.
– Слишком уж много человеческого, – подтвердил Тиссен. – Нос, например. У гуманоида всегда обязан быть нос?
– Хотелось бы, – промолвил Аксютин. – Из соображений формальной эйдономии.
– А что, если этот ваш Харон… он не эвдемон, а ангелид? – вдруг спросила Лив Беринг.
Муравский колдовал над пультом.
– Вот, – сказал он. – Хочу предложить достопочтенной публике нижеследующий визуальный аттракцион… взамен малохудожественного шаржа… был у меня однажды такой проект…
– Не тяни кота, – сказал Аксютин.
– И в мыслях не имел. Слева – композитный портрет человека европеоидной расы. Справа…
– Тахамаук? – спросил Свифт.
– Нет, ренфанн. Все же ренфанн. А теперь посредством простого морфинга совмещаем оба портрета… Ну, каково?
– Похож, – сказал Кратов. – Определенно похож. И если ты увеличишь долю ренфанна…
– Вот так? – спросил Муравский.
– Н-да, – проговорил Кратов. – Я это лицо навсегда запомнил. В кошмарных снах часто видел.
– У тебя бывают кошмарные сны? – поразился Аксютин. – Кто бы мог подумать!
– Ну хорошо, – сказал Свифт, – допустим, Харон был ангелидом. Хотя этот термин мы употребляем скорее по инерции, здесь он не годится. Что нам это дает?
– Я уже закончила, – сказала Лив Беринг из своего угла. – В пределах Федерации нет человека или человекоподобного существа по имени Харон, имеющего сходство с предлагаемым портретом.
– Харон – это могло быть прозвище, – сказал Тиссен. – Звать его могли как угодно.
Какое-то время все просто молчали.
– Кстати, Консул, а как звали того человека, что вас с ним познакомил? – спросила Лив Беринг.
Мичман