– Не открутят, – сказал Бран. – Здесь очень строго с дисциплиной. Вызовите его сюда, пусть тоже Фальков караулит. А я проверю крышу. И смотрите все в оба! Что-то здесь нечисто.
Дождь продолжал моросить, хотя уже заметно выдохся. В тучах на западе обозначился широкий просвет. Бран, выбравшись на крышу через окно, первым делом осмотрел раму.
– Что там, господин капитан? – спросил снизу сержант.
– К сожалению, ничего интересного, – ответил Бран.
Раму никто не взламывал. Ставни выглядели так, словно их открыли очень и очень давно, и с тех пор не трогали. Петли успели приржаветь намертво. Само окно тоже было приоткрыто далеко не первый день. Полностью закрыться ему мешала свернутая в рулон газета за июнь, а на дворе уже стоял сентябрь. Соманийцы любили свежий воздух. Хотя, надо заметить, всю последнюю неделю он был более чем свежий. Да и дожди зарядили.
Бран выпрямился и огляделся. Вокруг, насколько хватало глаз, всё было тихо. Это раньше в порту всегда кипела жизнь. Работа не прекращалась ни днём, ни ночью. Да что там, даже во время войны порт продолжал принимать суда. Бывало, на одном причале шла перестрелка между враждующими группировками, а на соседнем в это же самое время спокойно разгружали очередной сухогруз. То есть, конечно, не совсем спокойно – шальная пуля та еще дура! – но человек ко всему привыкает.
Теперь в порту пребывала в движении только вода. С неба падал дождь. Морские волны накатывались на серый мол и разбивались о него. Чуть правее мола торчал из воды остов сторожевого катера. Тот обрел здесь вечную стоянку во время высадки миротворцев. Катер эту самую высадку прикрывал, пока его не накрыли из миномета. Экипаж сумел спастись, а обгорелый остов той же ночью разграбили мародеры.
С крыши этот катер показался Брану идеальным символом новой Сомании. Разграбленный и сожженный, с огромной дырой в борту, заливаемый одновременно сверху и снизу, он упрямо отказывался идти на дно.
Затем взгляд Брана опустился на крышу и зацепился за палец.
– М-да, – тихо произнес детектив.
Палец лежал у самого края, уткнувшись ногтем в треснувшую черепицу. Черепица была темно-красной, а палец – очень бледным. Его просто невозможно было не заметить. Бран осторожно спустился к нему. Наклон крыши был невелик, но сама черепица оказалась очень скользкой. Бран, когда поднимал палец, чуть не навернулся.
Палец был тонкий и без всякого намека на загар. К Айрике он совершенно не приставал. Всю жизнь прожила, можно сказать, на курорте, а так и осталась бледной, как привидение. Палец обвивало колечко в виде серебряной змейки с глазками из двух крошечных бриллиантиков. Этого кольца Бран у Айрики не видел, но вообще украшения она любила, причем такие же светлые, как она сама.
Бран снова посмотрел вниз. На первый взгляд выглядело так, будто бы убийца, карабкаясь по крыше, уронил трофей. Тот скатился