Гораздо позже, в далеком будущем она рассказывала, что я «посеяла» последние деньги, предназначенные на две недели. Впереди была неизвестность, зарплаты задерживали. Она за всех нас испугалась.
А пока я плакала, сидя за дверью в углу. Мне было жаль себя, ноги, попа болели. Яркая жгучая боль тупела, становилась просто горячей. Даже в чем-то приятной.
– Так тебе и надо, раззява. Будешь знать, как не слушаться! – она сказала мне в тот вечер, когда я показывала ей темно-багровые полосы в надежде на жалость.
Буду слушаться, мама! Конечно, буду! Я ослушалась тебя, поступила неправильно. Виновата, понятно. Ты меня наказала, значит, я искупила вину.
Ух, эти парень и девушка! Зачем они мои деньги забрали? Разве так поступают? Ух, этот несчастный рогалик! Вот приспичило же его купить! Ведь можно же было обойтись без еды? Жаль, что так получилось… Как же жалко себя. Из-за них я так пострадала. Бедненькая, ну, Елечка… Ну, не плачь. Ну, пожалуйста. Уже не так-то и жжет, и почти не болит.
Зрение упало сильнее.
– Вашей девочке нужна операция.
– Что? – мама испугана. – На глазах?
– Напишите в Москву. Спросите у Федорова. Может, он вам поможет.
Вижу, как мамочка строчит письмо. Почерк у неё аккуратный. Мне нравится, как она выводит буковку за буковкой. Я вот так не умею, пишу, как курица лапой. Когда-нибудь обязательно научусь писать так же красиво.
Начались врачи, консультации, поликлиники. Все-таки общий наркоз, операция, какой-то скальпель и нитки в глазах. И мама! Мама со мной. Она меня любит, заботится. Прям как тогда с переломом! Подмывала меня, мыла голову. Мама снова любила меня. Точно так же, как любила до братика.
В перерывах между работой папа со мной занимается. Хочет, чтобы я стала сильной, здоровой.
– Качаем пресс.
– Может, позже?
– Сейчас.
И вот я на полу, мои ноги придавлены руками отца. Раз. Два. Десять. Пятнадцать.
– Устала, – хнычу.
– Отдохни.
Проходит пара минут.
– Начинаем.
– Не могу-у-у! Это же третий заход!
– Ну и что? Делаем через не могу. Слышишь, Еля? А ну, раз-два-три!
Снова скручиваюсь, пыхчу. Пять, десять, пятнадцать раз. На шестнадцатый мышцы отказывают, и я просто лежу на полу. Сил нет, живот болит, но папа неумолим.
– Теперь отжимаемся вместе.
Еще и это? Покорно выполняю задание, иначе папа злится, кричит. Он очень вспыльчивый, с ним маме трудно. А я… Я не хочу, чтобы он кричал на меня. Когда он кривит губы так, то хочется сжаться, сбежать, потому что не знаешь, куда спрятаться от ремня.
– Через не могу, Еля. Тренируем выносливость. Тебе это в жизни поможет.
Слезы, нытье на занятиях, а позже и сложнейшие подъемы в горах. Даже когда нет дыхания, а легкие того и гляди разорвутся на части, я делаю шаг. Еще шаг. Вдыхаю поглубже, кручу головой на хруст ветки. Кто там? Медведь? Говорят, они тоже захаживают.
В том ельнике живут настоящие белки, а там, где березы, даже летом найдутся свежие сыроежки. Если нам повезет, то вечером пожарим грибы. Всякое