Почему так был уверен Ростопчин, что юный князь сам прибежит, до сих пор не пойму!
Ах, Боже мой, догадался. Это же ему Порфирий Петрович…
То-то он с такой уверенностью ядра его, Бутурлина, судьбы в него же и запускал. Что Жаннет он юному князю Андрею на пари проиграет. Сорт даже шампанского угадал, которое в серебряное ведерко нальют. И потом только раздраженно возражал, когда вдруг Бутурлин стал предсказаниям капитана артиллерии перечить.
– Как это сразу я среди них вашу Жаннет узнаю? Знак какой подаст?
– Незачем ей знаки будет тебе подавать, да и не успеет. Вам уж руки будут разнимать, да из ведерка лед вытряхивать!
– Она в твоем вкусе, – объяснил прозаически генерал Саблуков Бутурлину сказочную проницательность графа Ростопчина. И сразу же предостерег (тут проницательности никакой не надо было): – Но если позволишь себе в нее влюбиться!.. Ты не только себя погубишь – ты ее погубишь! – в предсказания Порфирия Петровича генерал тоже был посвящен, но не сильно в них еще верил.
– Россию погубишь, если вздумаешь волочиться за ней там, в расположении поместья князя Ростова! – точнее и весомей выразился Ростопчин.
Приступ Порфирия Петровича был короток. Только до полосатого княжеского шлагбаума Ростопчин за Бутурлина мог поручиться, что он не будет ухлестывать за Жаннет, и тут же грозно изрек (это он знал без предсказаний Порфирия Петровича):
– Вот еще что, штабс-ротмистр. Хочу предупредить: самый опасный для вас там будет Христофор Карлович Бенкендорф! Ухо с ним – востро. Вид у него сказочника, а у князя он за тайную канцелярию.
И теперь, когда эта тайная канцелярия возникла сказочно возле Бутурлина, он ничуть не был этому удивлен. Так сказочно только она одна и умела это делать. И тут же спросил:
– Ну, какую сказку еще сочинила про меня ваша тайная канцелярия? – и от этих слов не только в омут, а в примечание нырнешь:
– Буди, буди! Буди скорей, Федор Васильевич, Порфирия Петровича! Хоть будем знать заранее.
Но лежит на диване капитан артиллерии в отставке – и волосы у него дыбом на голове! За одну ночь давешнюю вдруг выросли, будто знали, что днем им нужно будет знак предостерегающий подать.
Глава девятнадцатая
Христофор Карлович искренне удивился:
– Сказку? – брови его поднялись вверх, лоб наморщился. Его всегда поражала манера русских соединять несоединимое. Впрочем, считал он, лукавство русских слов им в этом помогало. Вот ведь и у слова этого тоже два несоединимых смысла. Сказка – это откровенная выдумка – и в то же время сказка – это деловой отчет! До высот легкого, воздушного русского разума, что и деловой отчет может быть сказкой в первом смысле этого слова, его тяжелый, земной немецкий разум не поднимался – и потому отвергал! Деловой отчет – отчетом, а ваше лукавое парение мысли – на землю. И он сказал Бутурлину по-русски без малейшего акцента с немецкой прямотой: – Ее мы вам предоставим через две недели. До этого срока