Дело во мне. R. M.

стенками, наполненный красной жидкостью. Сам шар был установлен на маленькой подставке на очень-очень тонкой ножке. Любой звук, неосторожное слово или того хуже – идея, – и все, ножка треснет, шар качнется, и в быстром падении будет только одно – ожидание резкого вскрика, а после леденящий ужас беспорядочных капель и ожидание наказания. Иногда он разбивался, и миллионы маленьких осколков в кровавой луже выпускали наружу свободолюбивый, своенравный звук, представляющий смертельную опасность. Ведь звук, особенно случайный, – проводник хаоса. Звук за звук – они превращаются в слова, потом предложения, наглые мысли, которые своей необузданностью порождают порочное желание… даже думать об этом было страшно.

      2

      Завтрак прошел молча, как и всегда. Мать во главе стола, отец напротив, Алиса еще в кровати. Ей прощалось многое, в то время как Робби не мог даже спокойно покурить на лестнице – он считал это верхом несправедливости. Но Алису Робби любил безмерно.

      За людей разговаривала посуда – позвякивали ложки, хмуро переглядывались фарфоровые чашки, масло безвольно расплывалось в масленке, поддаваясь ножу. Робби думал об этом, чтобы как-то отвлечься от набегающей сонливости, параллельно смеясь над мыслью, что он уже давно спятил вместе со своими разговаривающими ложками.

      Но иногда он замечал, как между этими мыслями проскакивал чей-то шепот. Постепенно он превращался в монолог, а потом принимал форму взысканий и криков. И вот опять:

      «Думаешь, ты особенный? Из-за того, что у тебя есть странности, думаешь, ты особенный? Ты пустое место…» Робби посмотрел на мать – она уже заканчивала завтрак; отец пил кофе, глядя куда-то в пустоту. “Еще один день. Пустой и никчемный. Вся твоя жизнь будет такой. Нет в ней ничего интересного. Давай, удиви меня». Робби сделал глоток чего-то горячего, стараясь не слышать, как вдруг что-то внутри него вскрикнуло:

      «ВСТАВАЙ!»

      Робби резко подскочил из-за стола, разлив чай. Через секунду на пол грохнулся стул. Родители удивленно уставились на него. Какое-то время все молчали.

      – Э… я пойду, – почесывая лоб дрожащими руками, сказал Робби. – Я опаздываю. Мне надо в школу.

      – Так папа вас отвезет на машине. Вместе с Алисой. Сиди. – Мать строго рассматривала его.

      – Нет, нет. Мне надо… я опаздываю, – пробормотал Робби.

* * *

      Он никуда не опаздывал. Просто хотел пройтись до школы пешком. Ноябрь выдался дождливым и теплым. На улицах людей было немного, можно было идти и тихонько напевать любимую песню. Робби шел быстро, пытаясь успокоиться. «Со мной все нормально, нормально… я не спятил. Это просто утренний глюк. Ну надо было так влипнуть перед самой днюхой… Они по-любому заподозрят что-нибудь и не отпустят гулять. Вот черт. Что еще за голоса? Блин». Робби поднял глаза к небу, желая отвлечься. «Небо, птички, дома какие красивые…люди идут на работу, а я… а ты с ума сошел, да-да. Чего ты боишься? Все вокруг давно спятили. Люди идиоты, все без исключения. Это они