Думая о князе, Малуша не смогла сдержать улыбку. Как же он на нее вчера смотрел, как молвил: «Ты мне милее вешнего дня, яснее красного солнышка!» Мурашки по коже, как вспомнит. А люди еще говорят, что Святослав грубый и резкий. Знали бы они…
Думая о Святославе, Малуша едва не налетела на князя, когда выходила из подклети.
– Фу ты, напугал.
Хотела мимо пройти, но Святослав неожиданно схватил ее за руку, резко притянул к себе.
– Долго ли еще будешь морочить меня, девица? Надо мной уже и кмети мои посмеиваются.
И сильный какой! А у Малуши силы словно иссякли. Вырываться надо, а она смотрит на него, глаз не может отвести. И, видя это, Святослав просиял, зашептал на ухо быстро:
– Полюби ты меня, Малуша, все для тебя сделаю. Будешь боярыней жить, есть с серебра, молоком умываться.
«Нельзя мне это, – в панике думала Малуша, – гнать его надо. Княгиню гневить нельзя…»
Вот и стала вырываться, а там и закричала, когда Святослав подхватил на руки, понес.
И тут же кто-то вырвал ее из рук князя, его самого оттолкнул. Малуша едва опомнилась, ахнула, когда поняла, что освободил ее и теперь заслоняет от Святослава воевода Свенельд, который грозно возвышается перед князем в своем богато расшитом плаще.
– Оставь девицу, княже!
– Тебе-то что? Явился, налетел, как коршун. Или забыл, что я князь тебе?
Их голоса становились все громче, глаза у обоих метали молнии. Малуша сперва опешила, потом стала упрашивать, мол, не надо, она сама уйдет.
И ушла. Но все слышала, как Святослав упрекал Свенельда, что тот ведет себя подобно строгому отцу при девице, когда на деле на Малушу никаких прав не имеет.
Малуша пошла еще быстрее, горько ей сделалось. Вон люди поговаривают, что у нее и глаза, и осанка, и улыбка, как у Свенельда. Но ее эти разговоры только сердили. Да и мать рассказала как-то, что Свенельд сам отказался от дочери, когда ее младенцем передали ему древлянские волхвы[46]. Так чего же сейчас из себя родителя строит? Не надобно ей того! Она уже всем и каждому пояснила, что чужой ей Свенельд, что единственный ее родитель – Малк Любечанин, тот, который пестовал ее с детства, учил всему, который грустил, когда она к княгине уезжала. А Свенельд не имеет права вмешиваться в ее жизнь. Чужие они.
Позже она так и сказала Свенельду, когда тот остановил ее, потребовав, чтобы держалась подальше от Святослава. Спокойно так сказала, но с нажимом: мол, не его это дело, не его она челядинка, ей только Ольга госпожа.
– Ну, с Ольгой я сам поговорю, – молвил Свенельд, глядя на высокомерно стоявшую