– За убийство… Кэтрин Картер… супруга достопочтенного… Уиллис… – и еще какие-то слова.
Уиллис – это, наверное, фамилия Дылды. Ирония судьбы: узнать фамилию человека за несколько мгновений до его смерти.
Веревка натягивается, с секунды на секунду лошадь пришпорят.
Я думаю, что Берт Хоспейн хотел уйти картинно. Он не мог себе позволить просто исчезнуть. Подсознательно он хотел, чтобы все произошло так, как произошло.
Когда веревка натягивается, раздается выстрел. Все оборачиваются, и я тоже. Конец веревки болтается в воздухе. Дылда падает лицом вперед.
Берт Хоспейн сидит на лошади, и в руке у него – револьвер. Это кольт 38-го калибра. По бокам седла – сумки, на голове – широкополая шляпа. Лошадь – из конюшни Роджерсов. Вряд ли он украл ее. Скорее всего, они разрешили забрать животное за все хорошее, что он сделал для них и для города.
– Дылда никого не убивал, – говорит Берт Хоспейн.
Толпа начинает роптать, к Берту проталкивается Систей.
– А кто убил? – кричит он. – Кто?
Я смотрю на Хоспейна во все глаза. В какой-то момент я встречаюсь с ним взглядом.
– Я убил, – говорит Хоспейн и трогается с места.
Это красивая картина.
Он едет через толпу, молча, высокий, статный, в широкополой шляпе, с револьверами на поясе. Он едет медленно, и толпа расступается перед ним, перед этим хорошим человеком, никогда ни в чем не отказывавшим, принесшим в город свет и доброту. Он едет через толпу, и все молчат и просто провожают его взглядами.
Так он и едет, и удаляется, и спина его становится меньше и меньше.
Так он и едет вплоть до тех пор, пока старик Картер не вскидывает свое древнее ружье и не всаживает ему в спину заряд свинца.
II. Призраки и опера. Этюды в сумрачных тонах
В поисках Анастасии (Мария Галина)
Казалось, поначалу ничто не предвещало. Анастасия, помаявшись в какой-то унылой конторе, уволилась и пошла работать в цветочный магазин на Музейной, тот, что напротив кондитерской. Сперва ее поставили в подсобке складывать букеты, и оказался у нее к этому какой-то необыкновенный талант. Правда, это она сама так говорила. Может, просто приглянулась управляющему. Там и помоложе девки были, но он вывел ее из тьмы подсобки на свет и поставил красоваться средь зеркал, пестрых цветочных горшков, букетов и одиночных мокрых длинных стеблей. Он не прогадал – от Анастасии редко кто уходил без покупки, и многие тратились гораздо щедрее, чем поначалу намеревались. Остальные девки уже начали поговаривать, что тут без какой-то хитрости не обходится. Возможно, они ее и сглазили, хотя лично Ивана в сглаз принципиально не верила. Однако что было, то было – после Рождества Анастасия изменилась. Накупила себе кучу модных тряпок, сапожки на высоком каблуке, шляпные картонки громоздились в коридоре одна на другой наподобие чуть накренившейся вавилонской башни… Ивана было отважилась сделать замечание,