В общем, власть сама шла в руки египетскому герою (или, все же, «герою»? )…
…Между прочим, сам Наполеон оставил по этому поводу очень емкое изречение: «…для того чтобы управлять, надо быть военным: ведь лошадью управляют в сапогах и со шпорами». Но не всякий генерал может быть пригоден для… гражданского управления! С падением якобинской диктатуры и вступлением во власть термидорианцев военная диктатура была уже неизбежна. Термидорианцы были карьеристами и собственные интересы (в отличие от якобинцев, все же опиравшихся на народ и выполнявших волю народа) ставили выше интересов Отчизны. Армия нужна была им не только для защиты отечества от внешнего врага, но для защиты… их самих от врагов внутренних. Одна из удачных попыток французских правящих политиков использовать знаменитую «шпагу-саблю» в своих личных интересах относится к уже упоминавшемуся перевороту 18 фрюктидора. Тогда не сразу подыскали нужную «шпагу-саблю». Кандидатур было несколько: но Бонапарт был при деле, воюя в Италии, а Моро не любил политики и ловко от нее уклонялся. А вот амбициозный Гош явно был не прочь сыграть эту зловещую роль, но не сложилось и обошлись фигурой второго порядка: как известно, им стал подконтрольный Бонапарту генерал Ожеро из его Итальянской армии, им, кстати, для этой цели и присланный. Тогда все прошло так, как того желали термидорианцы. Бахвал и бретер Ожеро тут же «засучил рукава», принялся за роялистов, подтвердив свою репутацию лихого малого в любой обстановке и спасенные им «директора» снова оказались «в седле». И до «фрюктидорского переворота» и после него немало генералов подвергались соблазну выступить в роли «лучшей шпаги» для наведения порядка в стране. Первыми попытались «пофехтовать» Лафайет и Дюмурье. Их попытки, как говорят в таких случаях, оказались не ко времени. Революционная волна не докатилась еще до своего гребня. Пока не был изжит революционный пафос – военная диктатура была невозможна. Народ еще не почувствовал, что завоевания революции (особенно социальные) прочны и не допустил бы над собой никакого диктатора. Еще не наступило время, когда революционное воодушевление, идейный энтузиазм, двигавшие людьми, пошли на убыль. Было необходимо, чтобы появилась уверенность в том, что никто больше не сумеет расшатать тех новых устоев социального прогресса, который наметился благодаря революции. Лишь в этом случае возможно установление военной диктатуры. Третьей попыткой подобного рода можно считать действия не лишенного военных дарований (бездарь не смог бы разбить австрийцев 17 июня 1794 г. при Гоогледе) сына бургундского крестьянина (?) Шарля Пишегрю (1761—1804). Став офицером еще в 1783 г., при поддержке ближайшего соратника самого Робеспьера, одного из главных организаторов побед французов в революционных войн непреклонного революционера-фанатика (своего рода «железного Феликса» французской