Я взял Гену к себе в напарники, зная его усердие и добросовестность.
3
Геннадий Махмудович Нуриев – тоже бывший интеллигентный человек, в свое время с отличием закончивший математический факультет пединститута. Проработав около года за мизерную зарплату учителем в школе, он, плюнув на это занятие, пришел к нам на участок учеником сварщика и быстро втянулся в рабочую лямку.
Полу-таджик – полу-русский он, как сам рассказывал, обладал нестерпимым темпераментом, который сжигал его внутренним огнем. Любимая подружка, узнав, что из учителя он успешно перековался в монтажники, бросила его за свое ущемленное самолюбие. И Гена метался обездоленный, выплескивая передо мной обиду за свою поруганную любовь.
Я, решив над ним подшутить, сказал, что твоя подружка, раз ты так мучаешься, присушила к себе, и надо тебя сводить к «бабке», которая твою «присушку» ликвидирует в один прием, и ты снова станешь человеком. Отчитает тебя, водички наговоренной даст, ты потом свою подружку за километр обегать будешь.
– Своди! – мужественно сказал Гена. – Бутылку коньяка поставлю.
– Ну, ставь!
И я сводил Гену, заранее договорившись, к одной разбитной бабенкой, которая, прочитав над головой моего подопечного какую-то белиберду, окатила его из кружки водой, и оставила у себя отсыхать. Пока Гена «отсыхал» я, потихоньку моргнув веселой вдове, улизнул из дома.
На другой день Гену, как подменили. Ласточкой в руках его летала газовая горелка, производительность пошла в гору.
Так мы с Геной и сблизились. Характера он был незлобивого, а сегодня ругал меня нарочито грубо в отместку за мои сентенции в его адрес, когда он был у меня в подчинении. Шабашка поставила нас в равные условия, и мой напарник не скупился на самые изысканные выражения в мой адрес.
– Ты не обижайся, – говорил он мне в перекуре. – Это все
те же слова, которыми ты когда-то крыл меня, а теперь я их воз —
вращаю по адресу, чтобы ты знал, как с работягами разговаривать.
А-то с утрянки сам, бывало, по-черному матерился. Нехорошо брат!
Вот теперь мне на тебе отыгрываться приходиться.
…Сантехнические коммуникации расположены под дощатым полом первого этажа, где располагается столовая и все службы интерната. Днём вскрывать полы нельзя, люди ходят, обслуживающий персонал и подопечные поселенцы – кто на костылях, кто на колесах. Днем мы отсыпаемся в бытовке, где от храпа моего товарища вибрируют ушные перепонки, и уши приходиться затыкать, за неимением ваты, лежащей тут же паклей для уплотнения резьбовых соединений труб. Сначала неудобно, но потом привыкаешь и спишь, как младенец.
Приходится работать ночью.
– Физдюки! – кричит на нас директор этого богоугодного заведения тучный мужик лет пятидесяти, хватаясь за голову. – Физдюки, вы у моих