Иногда Олимпиаде даже нравилось, что Олежка как будто сирота – не бывает никаких проблем с потенциальными родственниками! К ним не нужно ходить «на чай» и звать их к себе тоже не нужно, и наплевать, что там думает его мамочка на ее счет, и наплевать, как именно она представляет себе семейную жизнь сыночка, и не надо запоминать дни рождения и что-то такое выдумывать с поздравлениями и подарками, и вообще никак не нужно соотносить себя с чужой семьей и их интересами! Все Олежкино свободное время принадлежит только им двоим, и они могут использовать его по собственному усмотрению, не обращая ни на кого внимания, – а это ведь самое главное!
Но все же судиться с родителями из-за денег казалось ей не слишком… красивым.
– А брат вообще безработный, так он сказал, что кукиш ей с маслом, от пособия по безработице уж точно не отсудят! Говорит, пойду на биржу, специально встану на учет, чтобы она сообразила, что от него ей ничего не достанется! Он мне тоже сегодня звонил.
– Зря вы так, – пробормотала Олимпиада. – Это же ваша мать, не кто-нибудь…
– Да ладно! Что ты понимаешь! Сама-то небось тоже к мамашке не побежала, когда у тебя тут бомба взорвалась! И еще меня учишь!
– Я тебя не учу, я просто так…
– Ну, а раз так, – сказал Олежка и зевнул, – давай закроем эту тему. А где пульт от телевизора?
– Не знаю.
– Опять эта дура была, соседка твоя? – Олежка поднял с дивана плед, стал под ним шарить и быстро нащупал пульт. – Она вечно с пультом балуется! Зачем ты ее пускаешь, Липа? Сопрет у тебя чего-нибудь, будешь потом слезы проливать!
– Ничего она не сопрет, я ее сто лет знаю!
– Да она на рынке торгует!
– У нас полстраны на рынке торгует!
– И всех надо к себе в дом пускать, да? Лимитчица, с черножопыми валандается, а ты ее чаями с кофеями поишь!
– Олежка, я не люблю, когда ты так говоришь.
– А я не люблю, что она таскается сюда! Не пускай ты ее, ради бога, на что она тебе сдалась! Еще заразу какую-нибудь занесет!
– Олежка!..
– А что? Очень просто, от черножопых!
– Олежка, прекрати ты этот расизм, – попросила Олимпиада. Слушать его больше она не желала. – Лучше вымой руки и садись ужинать.
– Найди мне пульт сначала, – буркнул он сердито, быстренько затолкал руку между валиком и подушкой и разжал пальцы. Пульт канул в щель.
Из кухни прибежала Олимпиада, стала искать, конечно же, ничего не нашла, и, ворча и чувствуя себя абсолютно правым – баб дур надо учить! – Олег отправился в ванную.
Там он помыл руки глицериновым мылом, посмотрел на себя в зеркало, оттянул щеку и изучил прыщик, вскочивший утром на шее. Прыщик был довольно мелкий и не слишком заметный, но все равно он его «беспокоил». Олежка поискал одеколон, нашел его на обычном месте – за деревянной дверцей шкафчика, побрызгал, переждал, пока щипало, и снова оттянул щеку.
Когда