А потом, отпустив меня, спокойно ушла.
А я впервые не знала, что ей ответить. Я не могла понять, что произошло только что?
ЧЕМ это было? Угрозой с её стороны, или ПРОРОЧЕСТВОМ…
Так и не найдясь с ответом, отчаянно зарычав от бессилия и злобы, я вылетела из комнаты, громко хлопнув дверью.
Куда я бежала?
Не знаю…
Лишь бы подальше от НЕЕ, от себя…
Меня душили слёзы.
Пробегая мимо ИХ комнаты, я сняла ботинок и запустила им в их свадебное фото. Звук его падения и разбившегося вдребезги стекла меня сначала испугал, а потом – обрадовал. Я ПОПАЛА!
После этого, вечером, выбравшись тайком из комнаты, в которую меня отправили за разбитую фотографию, я стала свидетельницей того, как отец, обняв рыдающую мачеху, уговаривал её потерпеть ещё чуть-чуть, не покидать его, не оставлять нас…
– Она однажды всё поймёт и простит нас. Я уверен. Не смей сдаваться, ты слышишь? НЕ СМЕЙ!!!
– Я так вас люблю. Я верю, что моя любовь и терпение однажды достучатся до неё. Прости меня, прости за минутную слабость, но мне так жаль, так жаль, что господь забрал не меня… Я бы всё отдала за то, чтобы сестра сейчас была с вами… – всхлипывала в ответ мачеха.
Конечно, я ни капли не поверила мачехе и не успокоилась, продолжая изводить и её, и отца своими выходками.
В результате – после того, как я, за пару часов до грандиозного приёма, в честь очередной годовщины их свадьбы, облила красной краской подаренный самим Императором новенький парадный портрет, вывешенный в холле над камином, взамен почти такого же, но с мамой. Да ещё и написав чёрной краской у них на груди нецензурные слова – я оказалась в очень престижной школе-интернате для одарённых детей богатых, но очень занятых родителей.
Мне тогда едва исполнилось двенадцать лет.
У меня до сих пор сжимается сердце при одной только мысли о том, как много всего я наговорила отцу. Как я была жестока…
Он стоял с каменным лицом, протягивая мне уведомление о поступлении в школу-интернат. Сначала я не поверила, потом умоляла его передумать. Но единственным условием отца была моя капитуляция, полная и безоговорочная. Он настаивал, чтобы я смирилась, сдалась…
– Никогда!!! ОНА этого не дождётся!!!
ОНА стояла с бледным лицом, по щекам текли слёзы, в глазах была боль, которая меня только раззадоривала.
Я схватила со стола подсвечник, собираясь кинуть его в сторону мачехи.
Но отец, перехватив мою руку, отнял моё импровизированное метательное оружие и попытался прижать меня к своей широкой и такой родной груди.
Я тут же вырвалась, колотя его ладонями.
– Ну почему, почему она не умерла вместе со своей семьёй!!! ПОЧЕМУ!!!
– Всё, хватит! Маргарет, ты перешла черту, решение принято. Завтра же уезжаешь!
– У меня больше нет отца! Я никогда, слышишь? НИКОГДА не хочу тебя видеть!!! Лучше