Он уже был нескладным, но до сих пор по-детски симпатичным. Любил джинсы в школе, где была форма – звучит, почти как приговор, если бы его не можно было бы иногда нарушать. И когда Славик выглядел в своих глазах бунтарем, над ним – так же тайком – потешался весь класс. Он не пытался скрываться, не старался и быть на виду, но вся его независимость была деланой. Ему хотелось дружить, если не влюбиться. Но все было не с кем. И даже, наверное, некогда – он много занимался и почти не любил отдыхать, с полной серьезностью посвящая себя домашним заданиям и учебе.
Славик долго зрел для чувств. Все детство он просидел с книжками и совсем не научился находить общий язык с людьми. Ему хватало яркого и скупого на реакции мира литературы, ее приключений и словесных картин. Он сидел с книгами, перечитывал по третьему кругу рассказы про животных, придумывал продолжения баталий пиратов в далеких морях. Скакал на коне по узким тропам, тянущимся по краю горных ущелий, зарисовывал бабочек угольными карандашами, танцевал с прекрасными незнакомками в ресторанах, полных запахов прибрежного моря. В итоге он почти не разговаривал с людьми, почти не общался со сверстниками. Ему очень большую радость подарили родители: когда родилась маленькая Аграфена, он приучил себя сидеть подолгу и рассказывать что-нибудь из прочитанного или увиденного, чтобы девочке было интересней и не так скучно, как он сам себе придумал. Он сначала, конечно, пробовал просто читать вслух, но Груша оставалась безучастной, а он погружался в мир книги в одиночестве и быстро забывал о сестре. Но когда он рассказывал ей о своем, то все менялось: мир переставал быть таким одиноким, в нем появлялись другие, совершенно отличные от занятий домашним заданием или чтением, цели. И постепенно так забрезжили лица, которые до того прятались в дверных проемах и классах. Он понял, что может быть веселым и смешным по-доброму для окружающих. Шутки и истории всегда любили – и он почти научился пользоваться этим.
Однако на душе у него было тяжело. Он не знал, чем заняться кроме известных ему дел, которые он знал с детства и по школе – а душа просила больших свершений. Подвигов и приключений ему хотелось давно, и вот пришла пора, когда они так и стучатся в дверь, стоит только попросить. Но к нему так и не стучались изменения, которые обычно случаются у мальчиков в это время – хоть бы голос начал ломаться! – и он тихо сопел на уроках алгебры о том, что такие легкие примеры может решить хоть каждый второй двоечник. Он даже не думал о том, что кто-то живет иначе – пока еще не задумывался, но в сердце уже жила мысль о том, что больше так продолжать нельзя.
Даже по ночам Славик ворочался в постели и все думал и думал о своей судьбе. Как она жила в нем, намечалась и тоже не давала покоя, требовала его дум и размышлений. А потом и действий. Он не хотел пока ничего решительного, не хотел, например, менять школу или записываться в какую-нибудь серьезную секцию по любимой физике, но понимал, что необходимость, даже угроза, выбора уже стучится в окно.