суток. В Израиле не было более гостеприимного дома, куда можно было прибежать ночью и поплакать или отметить успех. И можно было оставить им ребенка на неделю, через неделю этот ребенок уже умел рисовать, говорить на французском, и его трудно было утащить домой… Иногда они робко говорили: «У нас уже четверо малышей живет, мы ужасно рады, но они совсем не дают нам работать…» Тлупые и злобные люди шипели «лесбиянки», а подруги, уверена, не понимали смысла этого слова. Две их души стали единой, и они были настоящей семьей, если под этим словом понимать как раз слияние душ. Их и похоронили рядом несколько лет назад… Они умерли почти одновременно. Я до сих пор помню, как уютно пахло в их небольшой квартире. Они каждый день готовили обед и пекли пироги на случай, если кто-то заглянет к ним и будет голоден. Кто заикнется, что союз этих двух женщин не был настоящей семьей, получит от меня в глаз.
