Школа вообще имела свое представление о том, что должен знать ученик. И к этому представлению готовили. Потому что был выпускной экзамен. Перепроверке подвергались только два вида этого экзамена – письменная математика и сочинение. Значительная часть школ выходила из этой ситуации очень просто. Покупались одинаковые ручки и одинаковые тетрадки. И после того, как заканчивалось сочинение или математика, учителя математики или словесности оставались в классе и исправляли ошибки. А если в школе намечался золотой медалист, он приглашался, чтобы исправления были его почерком. И делался правильный балл. Так это было!
У меня был плохой почерк. И в школе, и в институте. Поэтому, как только отец купил пишущую машинку, чтобы отстучать на ней диссертацию, я стал тексты для газеты печатать.
Но выпускное сочинение по русскому языку и литературе нужно было писать от руки. И как я ни старался, далеко не все слова вышли разборчивыми. Поэтому вечером после того, как мы всем классом писали сочинения и у меня в боку образовался синяк из-за того, что я для подстраховки засунул за пояс жесткий том «Что делать?» Чернышевского, меня вернули в школу.
В классе меня заперли на ключ и дали тетрадные странички со фиолетовым штампом школы, отпечатанным в правом верхнем углу. В сочинении были подчеркнуты слова, к правописанию которых могла придраться районная комиссия. Ведь сочинения претендентов на медаль проверяли на уровне района (а, может, даже города). Я стал прилежно переписывать не самое выдающееся произведение.
На следующее утро меня снова вызвали в школу – старался-то я старался, но текст все равно вышел не идеально четким. И я переписывал сочинение снова.
О том, что я в нем заложил мину замедленного действия, я тогда не подумал.
Сочинение было, естественно, про Великую Отечественную войну. По правилам того времени в сочинении нужно было привести три стихотворных отрывка, описывающих подвиг советских солдат. Два отрывка я вспомнил. А третий – ну никак. И я стихотворные строчки нагло придумал. Но я никак не мог сообразить, какому поэту их приписать. Если известному – то точно проколюсь. И под стихом я написал «Николай Зелепукин». Как раз незадолго до экзамена я купил его «Словарь шахматной композиции». Я рассудил так – Зелепукин – писатель, раз книжку выпустил. Но кто вспомнил жарким июньским летом, что именно он написал.
Проверяла мое сочинение учительница из соседней школы. В классе были открыты окна. Шелестела молодая листва. Легкий ветер с моря раздувал занавески, как паруса. Учительница оторвалась от моего сочинения и спросила в пространство:
– Товарищи, а кто знает такого поэта Зелепукина?
Мой учитель словестности Юрий Константинович авторитетно снял очки в тонкой золотой оправе и удивленно повернулся к ней:
– Как, вы не знаете поэта Зелепукина? – и прикусил дужку очков.
Медаль я получил…