«То, что нравится правителю, – имеет силу закона», – говорил в III в. знаменитый юрист Ульпиан, а Дион Кассий вообще был склонен считать императора свободным от публичных законов, то есть от самих основ римского правопорядка, хотя, как полагают, этот тезис с большим сочувствием был принят на Востоке, чем в Италии. В отдельных случаях, которые, впрочем, численно преобладали, императоры исходили из тех принципов, которые были закреплены за императором Веспасианом (69—79) сенатом: «Что бы ни счел император правильным, хотя бы и противно обычаю, ради величия государства и религиозных, человеческих, общественных и частных дел, он имеет право и власть это творить и совершать»196.
Начиная с Октавиана, резкому изменению подверглась сама иерархия правовых актов. Во времена республики законодательство делилось на следующие группы актов: leges, как закон, принятый всем римским народом, senatus consulta – сенатские постановления и jus honorarium —прецедентное право, выработанное магистратурами. При Октавиане постановления императора были уравнены с leges сената, т.е. с законами в буквальном смысле слова. А позднее монопольное значение получили императорские constitutiones, делящиеся на 4 группы: edicta – общие законоположения императоров, mandata – инструкции должностным лицам, decreta – решения императора как верховного судьи государства, и epistolae – ответы и пояснения по вопросам спорных пунктов права197.
Однако постепенно различия между ними стирались, и при императоре Адриане (117—138) всем императорским постановлениям начали приписывать силу «как бы закона» (legis vicem), выводя их значение из того правового акта (lex imperio), которым каждому императору вручается власть198.
Легко заметить, что законотворческая правоспособность императора возникла на основе полномочий прежних магистратур. Например, эдикты императора есть не что иное, как прообраз эдиктов преторов, чьи функции он на себя принял вместе с судебной властью. Впрочем, между ними очень быстро начало проявляться и серьезное различие: если в эдиктах магистратов определялись общие правила поведения для наиболее эффективного исполнения своей должности, то в эдикте императора устанавливались обладающие обязательной юридической силой общие правовые нормы199.
Удивительно, но даже теперь, после присоединения к титулу императора республиканских должностей, его власть никоим образом не являлась абсолютной. Республиканские магистратуры еще долгое время сохраняли свои полномочия, и бывали случаи, когда отдельные граждане жаловались консулам на императора (!) 200. Впрочем, так было только в самом начале императорской эпохи. Чем дальше, тем больше и больше в их руках сосредоточивается вся полнота власти. Императорская компетенция расширялась по мере убывания правоспособности сената и республиканских органов управления Империи.
До