Черно-белый сад. Андрей Ромм

а потом падаю без сил. Так, конечно, нельзя. А вот собака не даст «зарисоваться», схватит зубами за юбку и потащит к выходу: «Аванте, камаради, гулять пора!» И еще собаку можно научить разным милым фокусам. С другой стороны, канарейки умеют петь, а собаки нет. Ладно, потом разберемся. Я еще даже не знаю, кто тебе нравится больше. Не успела спросить. Я вообще почти ничего не успела узнать о тебе за эти три встречи. Столько вопросов в уме крутятся, а как увижу тебя, так забуду обо всем и несу какую-то чушь про погоду и про Шакиру с Аврил Лавин (честно говоря, обеих терпеть не могу, мне гораздо больше нравится Земфира). Не могу понять, почему так происходит. Очень боюсь показаться тебе полной дурой. Стараюсь сказать что-то умное и говорю еще большую глупость.

      И в плохом можно отыскать что-то хорошее. Зато я успела убедиться в том, что ты добрый. Только добрые люди могут с заинтересованным видом слушать часами всякую чушь, да еще и поддакивать. Это очень хорошо, что ты добрый. Впрочем, злой человек не смог бы мне понравиться, злого человека я не смогла бы полюбить. У меня чутье на добрых людей. Загляну человеку в глаза, переброшусь с ним словом и знаю, добрый он или злой. Такие вот способности. А еще меня цыганки часто принимают за свою. Подходят на улице, обращаются на цыганском, а потом удивляются: «Как? Ты не наша?» Иногда я думаю: может, мой отец был цыганом? Может, от него я унаследовала умение видеть характер людей? Но потом смеюсь – какой цыган? Волосы у меня светлые, кожа белая, глаза голубые. Сроду я таких цыган не встречала. Скорее всего, причина не в моем отце, а в моей любви к длинным цветастым юбкам и ярким браслетам. И еще я пластичная оттого, что долго занималась с мамой танцами. Раньше я очень любила танцевать, а после того как мама ушла, перестала. Не могу. Стоит только начать, как сразу же вспоминаю маму, вспоминаю, как она учила меня делать первые па, как подбадривала: «Смелее, моя принцесса!» Мама звала меня «принцессой», а тетя «принцеской» (всего одна буква, а какая огромная разница!). Сразу на глаза навертываются слезы, ноги начинают путаться, короче говоря, ничего хорошего. Это психическое, от переживаний. И я уже знаю, кто меня «вылечит». Конечно же ты, любимый. Обещаю, что на нашей свадьбе я тебя не подведу, станцую так, что все ахнут! Знаешь, у меня такое чувство, что, когда ты рядом, я могу все. Все на свете! Могу сдвинуть горы или повернуть реки. Но горы с реками могут не беспокоиться, мне до них нет никакого дела, а вот кое-что из того, что мне раньше не удавалось, я уже сделала. Например, вчера, когда мы сидели на нашей скамейке, я вдруг поняла, почему мне никак не давалось ночное небо. Я уж и перепробовала по-всякому, и к преподавателям приставала. Вроде все делаю правильно, а звезды с луной как приклеенные. На языке художников «как приклеенный» означает «ненастоящий», «никуда не годный». Кстати, слово «аппликация» у нас ругательное. Сказать про чью-то работу: «Это не картина, а аппликация какая-то!» – означает смертельно обидеть художника. Про мои картины такого еще не говорили, и я надеюсь, что никогда не скажут.