Всемирная история болезни (сборник). Олеся Мовсина

как можно верить Псевдо-Квази, и откуда ему знать, с ним даже страшно идти ночью через лес, а может быть, сходить с этой запиской к отцу Елизару, наверняка, это ловушка, это не может быть правдой. Но я не смогу потом жить, если сейчас не проверю. И в два он стоял на площадке, действительно оставив ненужную рукопись на столе.

      Всю дорогу Псевдо-Квази молчал, на вопросы отнекивался, мол, мое дело – сообщить да проводить, а там ты уж сам узнаешь что к чему. По крайней мере, не прирезал Матвея под елкой, а, сажая на поезд, сочувственно хрюкнул под ухом:

      – До встречи, Кьеркегор, я тебя снова найду, как почувствуешь, что пора возвращаться.

      Матвей не знал Фенечкиного адреса, обычно они обитали у него. И теперь он поплелся, тревожно-обессиленный к себе на квартиру. Нет, там никого. Оказывается, ужас сколько времени прошло. С момента его бегства здесь многое изменилось. Очевидно, Фенечка долго жила здесь одна, ожидая его возвращения. Но – хотя кое-какие вещи еще вздыхали о ней под слоем пыли – сам слой пыли говорил, что ушла она навсегда.

      Не на дачу же к ней сейчас ехать? И он решил сходить к ней на работу, он бывал там не раз, что же с того что вечер, наверняка – кто-нибудь еще на месте и знает, что с ней и где. Матвей настырно гнал от себя то, что написал ему Псевдо-Квази.

      Фенечкина редакция арендовала этаж в высотном здании в центре города, по соседству с прочими учреждениями. Когда усталый Матвей добрался до места, уже стемнело и входную дверь заперли изнутри. Но на некоторых этажах, в том числе на пятом, Фенечкином, – был свет. Надо было позвонить вахтеру, чтобы открыл.

      – Вы не знаете, где тут звонок? – спросил Матвей у молодого человека, который подошел несколькими секундами раньше, решительно дернул дверь и замер в раздумье.