Море «Изобилия» стало чёрно-красным от крови миллионов гноссов и арахнов.
Серый пепел покрыл небо многокилометровым слоем.
Солнце погасло от смрада, боли, мрака и страха… безысходности.
Глава 3. Безнадёжное отчаяние
Бесчестье презирай, врагов остерегайся,
Рискуй благоразумно, верь в судьбу.
Молись за счастье, порицанием восхищайся
И Бог ответит на твою мольбу…
В минуты полного безнадёжного отчаяния обязательно наступает момент, когда понимаешь, что выхода иного нет, как пойти на врага, чего бы это ни стоило… в последний раз.
Это и есть единственный верный выход…
И он один.
Наступает полный покой и гармония.
Страх исчезает вместе с ненужными сомнениями.
Талуитл оглядел всех своих близких: жена и семеро детей.
Самой младшей дочери Сольвейг было всего три годика. Малышка с силой прижала своего медвежонка к сердцу и, заикаясь от страха, напевала ему песенку, пытаясь успокоить и защитить.
– Не бойся, «Миська, не плась», – папа всех победит, – смешно коверкая слова, серьёзно наставлял игрушку ребёнок. – Бей их, папа!
Огромные глаза девочки выражали всеобъемлющую уверенность, что так и будет и с её любимым медвежонком точно ничего плохого не случится.
– Дранатр! Эвакуируй всех, женщин и детей в «Колыбель». К центру планеты, подальше от всего этого безумия, – отдал команду Искину дворца Талуитл.
Грустно взглянув на детей и жену, нежно со всеми попрощавшись, Талуитл взял Сольвейг на руки и твёрдо произнёс:
– С твоим «Мишкой» всё будет хорошо, не волнуйся.
Отец ласково погладил девчурку по мягким пушистым, как у котёнка, светлым длинным волосам, поцеловав в самую макушку, крепко и нежно прижав к себе. Застыв на мгновение, которое обоим показалось вечностью, Талуитл поставил ребёнка на хрупкие детские ножки, и решительным тоном сказал:
– Обещаю. А сейчас идите, играйте.
– Когда ты их всех «победись», ты «зе вернёся»?
Талуитл пристально посмотрел в глаза любимой дочери.
Ему не хотелось врать нежному созданию, но и правда могла оказаться слишком жестокой для неё. Умная девочка сразу всё поняла по взгляду отца. Горько-солёные ручьи сами собой брызнули из ясных и невинных глаз нескончаемым прозрачным потоком, обжигая раскалённым металлом сердце императора, империя которого была в руинах.
Сольвейг с жалобным криком, словно смертельно раненая птица, вцепилась двумя слабыми веточками в отца и повисла у него на шее:
– Не «отпусю», не «отпусю», «не отпусю»… Ты мой, мой… не отдам, не отдам, не отдам, – заливаясь горькими, слепящими глаза слезами, стонало и восклицало маленькое нежное создание. – Вот, «делжи» моего «Миську». Он тебе «помозет»… «помозет»,