свить? Штаны изрезать, рубашку, майку. Хватит ли? Да ведь пока режешь, да верёвки вьёшь да привязываешь – застынешь. А что делать? Изрезал штаны – свил. Изрезал рубашку – свил. Изрезал майку – свил. Стал верёвки связывать, увлёкся, на землю не гляжу. Солнышко пригрело – вроде не зябну. Вдруг толчок! И тучу мою надвое стало разрезать каким-то острым чёрным выступом. Я испугался, глянул на землю – горы! Побежал навстречу выступу, уцепился за него – пролетай, думаю, моя туча, я как-нибудь без парашюта спущусь. Но туча остановилась, повисела немного, разломилась и осела – прикрыла выступ и склоны горы, а я остался висеть над снежной лавиной. Прыгать – высоко, слезать – круто. Что делать? Кручу головой – направо гляжу, налево, вниз. Задел шапкой за острый камень, не успел поправить: руки-то заняты, и полетела моя шапка вниз, как подбитая ворона. Поглядел я ей вслед… И остался с голой головой. Ну, думаю, надо спешить, пока не озяб. Была не была, стал спускаться. Всем телом к скале прижимался, цеплялся и спускался. Подклад от куртки, служивший мне последней одеждой, быстро превратился в лохмотья. Эти лохмотья не только уже не грели, они мне мешали. Пришлось их сбросить. Силы мои кончались: Я ведь был голоден, мне было холодно, а до основания горы, ой, как ещё далеко! Я стал выбирать более удобный спуск, мечась по склону из стороны в сторону. И совсем вроде рядом, а спуститься не могу. И сил больше нет. Кое-как спустился до места на которое осела туча. На снегу от этой тучи ни кого кроме меня не было. Но вдруг я заметил кроме своих следов ещё чей-то человеческий след. Это меня обрадовало. Я пошёл по этому следу, а он начал петлять – туда, сюда. Что за чертовщина? Мне спускаться надо, а этот след меня с толку сбивает. Присесть бы, отдохнуть, да голому на снегу сидеть не с руки. Нагнулся я, упёрся руками в коленки: кончилась сила. Голову совсем опустил, чуть не до самого снега. Вдруг!.. Кто-то быстро накрыл меня холодным мешком. Чьи-то сильные руки меня в этот мешок втиснули, опрокинули и куда-то потащили. Сопротивляться у меня уже не было никаких сил. Да и не знал я, надо ли сопротивляться? Вначале я дрожал от холода, а может быть и от страха. Но вот меня притащили куда-то в тепло и осторожно положили, не развязывая мешок. Я потихоньку согрелся и уснул. Сколько спал – не знаю. Наверное очень долго, потому что когда засыпал было тихо, а когда проснулся, услышал множество человеческих голосов. И я уже был не в мешке, а лежал на соломе. От человеческих голосов я был отгорожен какой-то решёткой. Когда люди увидели, что я проснулся, ещё больше загомонили. Я видимо всё-таки простыл: в голове стоял страшный шум, она была тяжёлой. Силы ко мне почти не вернулись. Сквозь шум в ушах я не мог уловить, о чём говорят люди. Один только вопрос радостно дошёл до моего слуха: «А чем его кормить?»
Немного погодя я увидел как мне просунули сквозь решётку кусок сырого мяса. Сырое мясо я никогда не ел. Но есть хотелось страшно. И я подумал: путешественники в бедственных условиях едят сырое мясо. Наверное поэтому мне его и подали. А может быть здесь принято есть сырое мясо? Ведь я не знал, куда я попал.
