«Тебя уже несет», – хотел сказать Симпсон, но не решился.
Генри не привык к подобным разговорам. Конечно, после смерти жены он уже не так часто играл в гольф, отдав предпочтение артистическому клубу, где обсуждались самые разные вещи, но даже сейчас ему не хотелось спорить с Прествиком. Вместо этого – сам понимая слабость аргумента – он заметил:
– В этом есть и немало преимуществ. У меня, например, диагностировали болезнь Альцгеймера – и вылечили. Да Бог с ним, с прошлым; смотри какие у нас нынешние выгоды.
– А-а, тебе не нравятся напоминания о прошлом? Как и о прародителях-обезьянах?
Симпсону уже становилось не по себе. Он ответил, начиная заводиться:
– Я читаю современные романы. Не думаю, что возьму в руки роман десятого века – если они вообще существуют.
Прествик достал старомодную книгу в бумажной обложке и поднял яркость своего фонарика.
– Генри, ничего, если я тебе кое-что прочитаю вслух? Это про одну женщину времен двенадцатого столетия, хотя биография написана позднее, после ее смерти. Вот взял с собой, и это при том, что пару раз ее уже читал. А все потому, что здесь описана разительно иная жизнь. Все по-другому и в то же время похоже… Ее звали Кристина Маркиэйтская.
– Не удивляйся, если я засну, – предупредил Симпсон.
– Ничего, если что, взбодрю пинками. Так вот эта юная особа, нареченная при рождении, между прочим, Феодорой, прожила свою жизнь девственницей. Не как нынче, не как моя Кармен. Не важно. В общем, ей так хотелось. И вот она стала невестой Христовой. Пусть даже сам Он не обращал на нее никакого внимания… Девушка она была умная, самостоятельная, но родителям – точь-в-точь как сейчас – втемяшилось в голову замужество. Обручили нашу глубоко религиозную скромницу с неким Беортредом, причем хитростью. Она и поклялась, что ни за что не даст себя испоганить.