По связи передали, мол, если эвакуационная группа не успеет к девятнадцати часам подойти к магистральной асфальтовой дороге, то им придётся «куковать» в лесу до утра. Поскольку в ночное время перекрывать дорогу для прохождения военной и особенно бронированной техники категорически запрещалось.
Иванов постарался нагнать на одном из более-менее сносным участке маршрута упущенное время. Однако это привело к порыву ещё одного троса. Теперь требовалось думать только о том, как вообще дотянуть машины до своих. К девяти часам вечера они всё-таки вышли к магистральной трассе и остановились на спуске в нескольких десятках метрах от неё. Оставалось ждать утра. Николай вышел на связь с комбатом, доложил об обстановке, попросил подвезти личному составу ужин или сухпаёк. Комбат сказал:
– Молодец! Ужин заслужил. Жди замполита полка.
Наступила ночь. Чтобы не замёрзнуть солдаты подожгли взятую возле дороги автомобильную покрышку. Она смрадно коптила и жутко воняла, но зато быстро разгоралась и хорошо согревала. Минут через сорок на уазике приехал замполит полка. Он был навеселе. Пока подполковник проводил беседу с людьми, его водитель принёс картонную коробку с хлебом, сахаром и большой металлический термос с якобы гречневой кашей. Замполит долго не задерживаясь, в столь неблагоприятных для него условиях, уехал. Изголодавшиеся и продрогшие на холоде солдаты тесным кругом обступили привезённые продукты. Один из них открыв термос, позвал взводного:
– Это что, товарищ лейтенант, каша? – возмущённо сказал он.
Подойдя, Иванов посмотрел внутрь бака. Действительно, только на дне и на боках термоса виднелись куски присохшей гречки. Никакой каши с тушёнкой там не было.
– Ну, что я вам скажу парни, сегодня мы пережили тяжёлый день. Выполнили поставленную задачу. И из-за какой-то там каши настроение себе портить не будем. Как-нибудь дотянем до утра. Ведь всякое в нашей походной жизни бывает. Не сдали же наши деды Москву и Сталинград, когда и еды не было и боеприпасы вовремя не доставляли. Давайте делите хлеб и сахар на всех поровну, – сказал Иванов.
Ему было неприятно, стыдно за тех командиров и начальников, которые сейчас сидя в тёплом пассажирском вагоне пьют, едят, совершенно забыв о них. Солдаты немного «поворчав» разделили скудный паёк, заварили кем-то принесённый чай, «поужинали» и стали моститься возле огня к ночлегу.
Ночь была длинной и холодной. Грелись сидя кругом у костра, временами впадая в сонное бессознательное состояние. Одна постоянно приходящая мысль не давала в трудный момент Николаю потерять самообладание, это осознание или предвидение того, что через день, другой он всё это он будет вспоминать как нечто невероятно-тяжёлое,