Саша не мог этим не воспользоваться и не воззвать к родителям, чтобы не уехать к бабушке немножко погостить.
Те неохотно его отпустили с условиями постоянной связи, хотя, чего уж греха таить, со связью там были проблемы, и этим то Саша и хотел воспользоваться.
Бабушка Саши была человеком закалки необычайной – пройдя большой жизненный и земной путь и излечившись от непоправимой болезни, он, а сохранила силы и для своих детей и внуков.
Жила она в домике, окружённой зеленой рощей, местами хвойной, местами лиственной.
Осенью листва падала возле домика, расстилая возле него желто-красный ковёр, а хвоя придавала вместе с дождем чудесный свежий аромат, что так было приятно вдыхать изнеможенными после города легкими.
Домик был окрашен в зелёный цвет, с резными ставнями, но хорошо заморен и укреплён, имел несколько этажей.
В доме пахло стариной, нет, не той неприятной смесью аптеки, племени и смрада, а именно стариной доброй, из самой настоящей сказки, состоящей из забытых почти каждым ароматов, воспоминаний и оставленных в прошлом поступков и признаний.
Гобелены, старые календари из уже давно стертой страны, красные, пестрые плакаты и афиши – все это очень сочеталось и очень противоречило.
У Бабушки был небольшой сад, где стояли несколько деревьев, которые часто плодоносили и Саша, приезжая к ней, часто у них задерживался.
Май сдувал все вокруг: сильный ветер вперемешку с мелким, словно тонкие иголочки, дождём, впивался сквозь куртки, пальто и волосы людей, но время от времени тучи протыкались столбами тёплого солнца, сверху вниз прожектором сцены наводившего с одного человечка на другого, давая насладиться минутку – другую тёплом весны и давая надежду в скором времени сбросить с себя всю эту тяжелую одежду и сменить её на летнюю.
Саша не спал с вечера последних занятий: вещи стояли уже собранные: рюкзак и два пакета со всем необходимым.
Сумбур мыслей заставлял смотреть сквозь стекло в ночное небо и встречать рассвет одним из первых в городе.
Он судорожно натянул смятые брюки, кофту, затерялся в коридоре, застегнув курточку и прыгнув в разношенные ботинки, попрощался с родными и поспешил на вокзал.
Голуби, опухшие и журчащие среди оглушающего города сидели на проводах, опутывающих вокзал и наблюдали за Сашей, перебегавшего от одного ларька к другому, слишком плотно они стояли на площади.
Поезд уже пыхтел и недовольно шептал о том, чтобы пассажиры поторапливались занять свои места.
Саша прыгнул в вагон вовремя и двери захлопнулись.
Медленно, людские улыбки и невыспанные гримасы стали смазываться, как и городской пейзаж центра стал меняться сначала на пейзаж спальных районов с более новыми домами и меньшим количеством старых домиков, людей, но большим количеством зелени и промышленных паровозов и предприятий, гаражей, а затем, на пригородный, с почти деревенскими домиками, сплошными лесами, редкими малоэтажными