– Так Ванька от Вайнштейна? – Женя окаменела. – Вот это поворот…
Анька не услышала ее и продолжала рыдать:
– А я – сволочь, согласилась, но я даже не знала, жив ли Ванечка… и сидела, спряталась, не сражалась. Боже, какой кошмар!
– Да какой кошмар, мишигинер! – Женя твердой рукой абсолютно точно разлила остатки самогона по стаканам. – Повезло тебе. Выжила. На курорте. С едой, водой, в тепле, да еще и с хахалем своим под боком. Позора не терпела, с врагом под одной крышей три года не жила, плевки в спину не получала, как румынская подстилка. Ты даже не представляешь, что здесь творилось. А у меня нож под рукой, и ствол Петькин. И одно движение – и нет их. А ты не можешь, потому что детей убьют. И живешь с этим ножом в сердце. И этим тварям в кабаке жратву подаешь, потому что детей кормить нечем. И ненавидишь всех. И себя, и мужа, и детей, из-за которых ты связана по рукам и ногам… Партизаны? Видела я их. В том же кабаке, который твоя сестра держит, а тебе гроши платит. Одна радость – объедков с тарелок немецких набрать и домой отнести. У нас малый Ижикевич больше герой, чем они. А еще тебя, блондинка, на расстрел не уводили из-за того, что мама еврейкой была, потому что у тебя три комнаты и тряпки довоенные. А потом, после освобождения, ты на допросах не стучала зубами от ужаса, объясняя смершевцам как посмела жена чекиста жить в одной квартире с оккупантами! Не гневи Бога, страдалица!..
– Женя… Он сотрудничал с немцами, – наконец выдохнула Аня и пошла красными пятнами, – а я знала!.. Знала и не сообщила после освобождения.
– А что ты хотела? Вором был, вором и остался. За что ему советскую власть любить? Что его батю шлепнули? Я тебя умоляю! Боря всегда на гешефтах был. Ему все равно, с кого бабки брать. А что выкинули – так и понятно. Ты чего хотела? Чтоб орден за твое спасение выдали? Сотрудничал – получил! И вообще, – Женька прищурилась и понизила голос: – Ты труп его видела? Похоронку получила? Так не вой! Он живучий, как клоп. Тогда от расстрела спасся, а в Азии, или куда там их увезли, и подавно выживет. Не гимназистка.
Анька всхлипнула и обняла Женю. Та осторожно похлопала старшую сестру по плечу:
– Иди ложись, я постелила. Иди. Уже все хорошо. – Она отодвинула от себя Аню и понизила голос: – И не трепи никому ни про Борю, ни про свои посиделки, если хочешь Ваньку дождаться живой. В подполье была – и все. Никто сейчас доискиваться не будет. Не до тебя сейчас.
Когда Анька ушла в спальню. Женя забрала ее недопитый стакан и, закурив, медленно отпила.
Вглядываясь в черные дворовые тени и редкие звезды над крышей Гордеевской квартиры, она прошипела:
– Ах ты ж шалава… От Борьки моего