Промямлив что-то о том, что уже поздно и мне нужно идти, я засобирался. Лида заулыбалась.
– Я сегодня утром сходила и сделала-таки новый номер для телефона. Давай запишу в твой телефон, мало ли что, – сказала она.
– Мне негде записать, – признался я. Мне было как-то неловко, душно, что-то тянуло побыстрее вырваться из этой квартиры на свежий воздух и немного прогуляться. Тяжело было и ощущать на себе взгляд Лиды после всего того, что я устроил накануне и всех моих едких фразочек перед тем, как я узнал всю историю.
– Тогда диктуй свой номер, я тебя наберу, и у тебя останется мой номер, – Лида совсем по-простецки достала из кармана телефон, и мне не оставалось ничего, как, сбиваясь, продиктовать свой номер. Из моей сумки донеслось противное жужжание. – Ну вот, если что, звони, может, я еще что-нибудь вспомню и расскажу тебе. Вижу, что ты удивлен. Мне и бабушка моя говорит, что по истории нашей семьи когда-нибудь обязательно кино снимут. Саша, может, режиссером фильма будешь именно ты?
– Я? Да я совсем не гуманитарий, я книжный червяк, страшный зануда, измученный формальной логикой! Какое кино, ты смеешься?
– Значит и кино будет занудным, каким-нибудь документальным, – Лида, видя, что я уже стою в прихожей и натягиваю ботинки, спохватилась. – Так, я тебя никуда не отпущу без своей пахлавы. И не думай отказываться, никаких отказов я не принимаю. Будешь вечером пить чай и вспоминать обо мне. И соседку свою угости, такую прекрасную женщину, которая пустила меня посидеть, дождаться тебя.
– Но ты пекла ее для себя!
– Себе я еще напеку, Саша. А это пусть тебе будет за тот путь, который ты проделал сюда с другого конца города. А соседке привет.
– Передам, – вздохнул я, беря в руки бумажный сверток с ароматным печеньем. Оно было еще теплым. Сверток никак не хотел помещаться в сумку. Лида всплеснула руками, сбегала на кухню и вернулась с белым пакетом. В это время, вытянув шею, изогнувшись, чтобы не натоптать своими пыльными кроссовками, я в последний раз бросил взгляд на конверт с письмами, оставшийся на кухонном столе.
Наконец, я собрался и стоял в дверях. Это было нелепо. Я не знал, что сказать Лиде. Скажи я прощай – и это означало бы, что я продолжаю ерничать, что мне не понравилось ее общество, эти несколько часов, ее вкуснейшее печенье. Сказать: «До свидания»? И тем признать то, что надеюсь на новую встречу? Что эта встреча будет иметь какое-то продолжение? Должно быть, Лида поняла, к чему было мое молчание.
– Береги