– Ты увидишь много странного и страшного. Но ты не должен бояться. Ты не должен бояться, милый…
Голос матери звучал все тише и тише, пока не затих вдали. Даня хотел вскочить с кровати и броситься за ней вдогонку, но вдруг почувствовал страшную усталость. Он вздохнул и опустил голову на подушку.
«Она еще придет, – подумал он. – Обещала – и придет». Даня почувствовал, как на него наваливается сон, и не стал ему сопротивляться. Засыпая, он улыбался.
…А утром вернулось зрение.
Отец в тот момент сидел на табуретке, рядом с кроватью сына. Поняв, что снова может видеть, Данил не испытал дикой радости, и все же сердце его восторженно забилось.
– Папа, – проговорил он и схватил отца за руку, – я…
– Дурак, – сказал Крушилин, обдав Даню запахом перегара. – Дурак и слабак. Жаль, что похитили ее, а не тебя.
Данил не почувствовал ни обиды, ни возмущения, ни горя. Он вдруг четко осознал, что ненавидит этого человека. Ненавидит до того, что готов его убить. Не сейчас, нет. Потом, когда-нибудь – когда выпадет подходящий случай. Ведь это он – он один! – виноват в том, что мама больше никогда не подойдет к Даниной постели, никогда не погладит его по волосам, не скажет нежных слов…
И сейчас, стаскивая с отца вонючие носки, Данила не чувствовал ничего, кроме отвращения.
– Сынок, никогда не пей днем, – хрипел Крушилин, пристраивая толстую щеку на подушку.
– Да, папа.
Крушилин протянул руку и потрепал Даню по волосам.
– Я люблю тебя, ты знаешь?
– Да, папа, знаю.
Засыпая, отец еще что-то бубнил себе под нос, но Даня уже не слушал. Дождавшись, пока отец захрапит, мальчик достал из шкафа чемодан и принялся аккуратно выкладывать вещи на пол, пока не добрался до небольшого деревянного ящичка.
Крышка его была не заперта. Даня откинул ее и достал из специального углубления короткоствольный шестизарядный револьвер. Даня взвесил револьвер на ладони. Затем повернул его к себе дулом и взглянул на круглые головки патронов. Шесть медных головок, и за каждой из них – свинцовая пуля, способная размозжить голову даже такому медведю, как Павел Крушилин.
Даня сжал рукоять револьвера и взглянул на спящего. Вот удобный момент. Оружие в руке, отец спит и еще долго будет спать. Даже если не хватит решимости сделать все сразу и быстро, то есть время, чтобы еще раз все обдумать. Впрочем, зачем думать? Все уже давно решено.
Но выстрелить оказалось не так-то просто. Даня колебался, испытывал страшную досаду.
«Почему это образованные люди такие нерешительные трусы? – подумал он в отчаянии. – Любой из дворовых пацанов на моем месте давно бы уже нажал на спуск».
Он уткнул дуло револьвера отцу в висок.
«Давай! Давай же!»
Рука начала дрожать.
Вдруг свет в комнате померк, как если бы кто-то подошел к окну и заглянул в него. Данил обернулся и уловил краем глаза какое-то движение, словно кто-то быстро отпрянул от