– Хм… – Я уселся поудобнее, заодно выйдя из радиуса действия Зорькиных рук. Так, на всякий случай. – Тогда, вероятно, мой организм уже готов в кого-нибудь влюбиться. Но еще не влюбился. Эдакое предощущение возможности любви. Как такое предположение, а? Может такое быть?
Света некоторое время буравила меня взглядом, потом нехотя буркнула:
– Наверное, может… – и сварливо полюбопытствовала: – И в кого это ты собрался, интересно, влюбляться?
– О, разве тут можно предугадать? – начал я вдохновенно впаривать, хотя рабочая гипотеза на эту тему возникла еще вчера при просмотре фотоальбома. – Как звезды лягут, от меня мало что зависит. Это же инстинкт – он никого не спрашивает. Его не зовут, он сам приходит.
– Любовь – инстинкт? Ну ты загнул, – протянул Паша.
– Ни малейшего сомнения. Хотя, признаю, тут все очень запутано. Для начала мы называем словом «любовь» два совершенно разных чувства. Они очень сильно различаются у мужчин и у женщин. По-хорошему, их надо было бы обозначать разными словами…
– Теоретик, – фыркнула Света.
Ах теоретик! Во мне стремительно взметнулась темная волна гнева:
– У тебя, как и у всех женщин, на уровне генома зашита необходимость достичь важной для вида цели. Ну ты понимаешь, о чем я… А любовь нужна, чтобы ты достижением этой цели не манкировала. Этакий механизм, пресекающий излишнюю разборчивость в выборе отца для своего ребенка. Время пришло, и все – цигель-цигель, ай-лю-лю, вперед, исполнять свой долг перед видом. Нефиг перебирать варианты, бери что есть. Отсюда и «любовь зла, полюбишь и козла».
Паша аж прихрюкнул. Зыркнул, как ему показалось, незаметно на погрустневшую Зорьку и елейным тоном осведомился у меня:
– Как-как ты себя назвал?
– Как есть, так и назвал. Ни я, ни ты ничего собой еще не представляем. Даже не козлы еще, а так, козлята на выпасе. Ты сначала стань кем-то, там, глядишь, и высокого звания «козла» от Иры удостоишься.
Света, было фыркнувшая на «козла от Иры», опять посмурнела. Помолчала, потом повернулась к нам боком и приступила к разглядыванию угла на потолке подозрительно поблескивающими глазами. Паштет вопросительно посмотрел на меня, и я почувствовал себя последней сволочью. И что на меня накатило, с одного безобидного слова завелся? И на кого рассердился? На безответно влюбленную девчонку. Скотина ты, Дюша.
– На самом деле, конечно, – вздохнув, признался я, – ты намного более права, чем я. Я же сразу сказал – достойная позиция.
Встал, взял стул, прошел до Зорьки и уселся перед ней. Она опять отвернулась. Подумав, взял ее вздрогнувшие ладони.
– Я прав с точки зрения холодного ума, а ты – чувств. Но это тот самый случай, когда второе важнее первого.
– Правда? – Просветлев, она с надеждой повернулась ко мне. Ох и намаюсь я с ней…
– Правда. –