«Правительство Наше перед Вашим покрыто пылью стыда, и лишь струя извинения может омыть лицо оного».
Царь принял подарки, и инцидент был замят, хотя некоторые воинские части уже были переброшены из Закавказья к персидской границе. Алмаз «Шах» произвел на Николая должное впечатление.
Спустя несколько лет после кровавого события в Тегеране гвардейский поручик Арцруни спросил Мамеда-Хусейна-хана, адъютанта Аббаса-Мирзы, как в стране гостеприимного народа случилось столь невероятное событие. Отвечая на этот вопрос, Мамед-Хусейн-хан рассказал Арцруни одну из восточных сказок.
Однажды жена черта сидела в кустах со своим маленьким чертенком неподалеку от большой дороги, по которой проходил крестьянин с тяжелой ношей. Поравнявшись с местом, где находились черти, он споткнулся о большой камень, лежавший на дороге, и сильно ушибся. Подымаясь с земли, крестьянин воскликнул: «Будьте вы, черти, про- кляты!» Его слова услышал чертенок и сказал матери: «Как несправедливы люди: они бранят нас даже там, где нас нет: мы сидим так далеко от того камня, а все же виноваты». – «Тсс, молчи, – прошептала мать, – хотя мы и притаились далеко от пострадавшего, но хвост мой спрятан под тем камнем…»
– Так, – заключил Мамед-Хусейн-хан, – было и в деле Грибоедова: англичане хотя и находились в Тавризе, но хвост британского льва был скрыт под русской миссией в Тегеране.
За кровь Грибоедова было заплачено камнем…
В Петербурге камень после торжественного приема делегации помешается среди других драгоценностей в бриллиантовой кладовой Зимнего Дворца. Прекрасный камень с тремя выгравированными на нем надписями лежит на бархате, охраняемый часовыми гвардейских полков…
…Началась мировая война 1914 года.
Наскоро наш камень отправляется в сундуке в Москву, и здесь все ящики с драгоценностями забрасываются в тайники Оружейной палаты и заваливаются тысячами сундуков камеральной и гофмаршальской части с серебром и золотом, фарфором и хрусталем…
…1922 год.
Холодные дни начала апреля. Громыхают ключи. В теплых шубах с поднятыми воротниками идем мы по промерзшим помещениям Оружейной палаты.
Вносят ящики, их пять, среди них тяжелый железный сундук, прочно перевязанный, с большими сургучными печатями. Все цело. Опытный слесарь легко, без ключа открывает незатейливый, очень плохой замок. Внутри в спешке завернутые в папиросную бумагу драгоценности бывшего русского двора. Леденеющими от холода руками вынимаем мы один сверкающий самоцвет за другим.
Нигде нет описей, не видно никакого порядка. В маленьком пакете, завернутом в простую бумагу, лежит знаменитый алмаз «Шах».
Наконец, последняя картина: в ясном, залитом солнцем зале осенью 1925 года –