– Конечно. Там много чего знают. А Черный хотел как лучше. На его взгляд, лучше нам обойтись без Лорда. Слишком он неспокойный.
– Ты как-то странно говоришь, Сфинкс… Как будто Лорда там съедят.
Самое невыносимое в новичках то, что им постоянно приходится объяснять очевидные вещи. При этом чувствуешь себя дураком. Особенно если ты голый и замотан в сырое полотенце. Можно, конечно, ничего не объяснять. Но я не сторонник подобного поведения, ведь рано или поздно все мы сталкиваемся с проблемами, выросшими из недоговоренностей. Из того, что кто-то из нас не так понят.
– В историях болезней, хранящихся в Могильнике, – мужественно начинаю я, – имеются специальные наклейки. Желтые, синие и красные. Их же вклеивают в личные дела. Не буду сейчас рассказывать о желтых и синих, но одна красная полоска означает, что ты асоциален и неуравновешен. Две – что склонен к суициду и нуждаешься в усиленном контроле психотерапевта. Три – что страдаешь неизлечимым психическим расстройством и нуждаешься в стационарном лечении, которого Дом тебе предоставить не в состоянии.
Курильщик хмурится, пытаясь припомнить, видел ли он в своих бумагах какие-нибудь полоски. Мне смешно, хотя, видит бог, в этом нет ничего смешного.
– Одна, – говорю я ему. – Раз тебя выставили из группы – почти наверняка. Но одна есть практически у каждого, так что не переживай. У нас без нее обошелся только Толстый.
– А у Лорда их?…
– Три. И боюсь, на этот раз, если не случится чуда, кто-нибудь обратит на это внимание.
– Так он шизофреник, да?
Я набираю в грудь побольше воздуха, но тут до меня доносится нарастающий гул и грохот катящейся по коридору лавины, и все нехорошие слова остаются при мне. Курильщик тоже слышит приближение отобедавших.
– Ох, я съезжу кое-куда, – испуганно говорит он. – Пока там свободно.
Он как раз успевает скрыться, когда лавина достигает спальни. Скрип, лязг, голоса, хлопанье двери. Первым влетает Шакал на Мустанге. Сметанные усы под носом и пакет с бутербродами в охапке.
– Алло, Сфинкс! Ты затеял одиночный стриптиз? Мог бы дождаться товарищей!
Горбач его отпихивает, ставит на тумбочку бутылку с соком и лезет доставать Нанетту на предмет кормления.
– Дивные бутерброды, – соблазняет меня Табаки. – Могу даже полить их соусом.
Ко мне протискивается Македонский с ворохом одежды в руках.
– Один с сыром, один с творогом. Сам над ними трудился, – не унимается Шакал.
– Курильщик вернулся. Может, он голодный. Спроси его.
С радостным воплем Табаки выкатывается задом в дверной проем и, судя по грохоту, бросается штурмовать дверь туалета.
– Курильщик! Солнце мое! Ты здесь? Отзовись!
Македонский застегивает на мне рубашку.
– Пойдешь к Лорду? – спрашивает он.
Ну,