Он выждал пару минут, чтобы Акулизуб окончательно забыл его, затем достал из кармана переливающуюся изумрудную брошь и бархатный кошелёк, который он только что срезал с пояса Акулизуба.
Фин провёл большим пальцем по лицевой стороне броши. Ещё одна успешная вылазка в копилку мастера-вора Пристани Клучанед. Посвистывая, он пошёл вверх по улице, по дороге пересчитывая монеты в свежедобытом кошельке. Оказалось, Акулизуб за сегодня успел сорвать неплохой куш!
Добравшись до Умопомрачительных высот, где к самым крутым склонам горы липли дома бедняков, он резко свернул и двинулся вниз по устрашающе узким дорожкам, пока не оказался в мокром коротеньком переулке под названием Сточнопротечный. Его целью был семнадцатый дом справа: шаткая узкая лачуга, ютящаяся на самом краю обрыва. Над двумя жилыми этажами покачивалась на ветру высокая башня-мансарда, вечно грозящая рухнуть в простирающуюся внизу бухту.
Шаги Фина замедлились, свист стих. Никто не оставил для него в окне свет, входная дверь была заперта. Не то чтобы он ожидал чего-то иного. Эта лачуга служила ему домом с тех пор, как он покинул Сиротский заповедник пять лет назад (ему тогда едва исполнилось семь), но больше никто об этом не знал. Даже живущие здесь мистер и миссис Пастернак.
Но он на них не обижался.
С лёгкостью, достигнутой за годы тренировок, он запрыгнул с крыльца на водосточный жёлоб и прополз по нему до кухонного окна. Фин регулярно смазывал его петли, чтобы оно открывалось бесшумно. Сбоку от окна стояла старая жестяная хлебница, в которой Пастернаки хранили деньги.
Фин осторожно снял крышку и заглянул внутрь. И покачал головой. Пусто. Пастернаки были слишком добры: без него они потратят последний дриллет на обед для незнакомца, а сами останутся голодными.
Фин высыпал содержимое свежедобытого кошелька в хлебницу и положил сверху брошь. Этим самым утром миссис Пастернак вздыхала, глядя на неё в витрине Акулизуба, который выставил за украшение сумасшедшую даже по жульническим меркам цену. Затем она развернулась и потратила ровно такую же сумму на обувь для всех детишек младше семи лет из Сиротского заповедника.
Фина ни капельки не мучила совесть. Если бы он мог, то украл бы для миссис Пастернак весь мир. Именно его она подарила Фину, пока он был в её группе шестилеток и ребят помладше. За исключением его матери, миссис Пастернак была единственной из всех, кого он знал, кто на самом деле его помнил, и именно поэтому она относилась к Фину с особой нежностью. Это была не её вина, что в итоге она тоже забыла его. Со временем все забывали.
И потом ему было известно, что её душа лежала лишь к шестилеткам и ребятам помладше. Фин догадывался, что она помнила его, только потому что всю себя посвящала маленьким детям. Он просто вырос, вот и всё.
«По крайней мере, у забываемости есть свои плюсы», – с улыбкой напомнил себе Фин. Это был уже третий раз за месяц, когда он выкрадывал брошь у Акулизуба! Хотя бедная миссис Пастернак, должно быть, уже начала бояться за свой рассудок, то и дело обнаруживая