Голос затих, но вибрации его продолжали разрывать мозг на атомы, искривляя пространство в причудливые миражи. Парень дико завыл, зажав уши ладонями рук, ловя обезумевшим взглядом прекрасную незнакомку. Она словно парила в воздухе, медленно отодвигаясь в глубину комнаты, постепенно растворяясь в предрассветных сумерках, маня и призывая его за собой изящным движением тонкой руки. Дрожащий как осиновый лист, обливаясь потом, он вскочил на кровати и, молитвенно протягивая к ней руки, захрипел, едва шевеля пересохшими губами:
– Я… я иду! Я уже… Я… я вот…
Истошно заголосила проснувшаяся девушка, она испуганно жалась к железной спинке кровати и, показывая дрожащим пальцем на своего ночного кавалера, в ужасе мычала что-то невразумительное. Он осмотрел себя и увидел в подмышке и в паху две огромные черные язвы, одна из которых уже вскрылась, и гной медленно вытекал наружу. В следующий миг ноги, словно ватные, подкосились сами собой, тело с ужасным грохотом упало на пол и забилось в конвульсиях. Он умирал, наверно еще не понимая это.
Он еще раз пришел в себя, когда санитары загружали носилки в реанимобиль. Он увидел серое, тяжелое от обложных облаков небо, по которому, оставляя за собой черный клубящийся шлейф, неслись четыре страшных всадника на своих конях. И один конь был бледный, а другой вороной, был еще рыжий, и первый конь был белый!
Он, тыча пальцем в небо, хрипел, привлекая внимание санитаров к такому невиданному явлению, но те, обернувшись, ровным счетом ничего не увидели. До больницы его не довезли, он умер по дороге. Спустя пару часов умерли еще несколько человек. К вечеру умерших было уже полтора десятка, а госпитализированных набралось под сотню. Тогда же прозвучал первый раз давно, казалось, забытый и оттого еще более ужасный диагноз – бубонная чума! Черная смерть!
Тем же утром, когда первую жертву чумы только вскрывали в прозекторской, у огромного здания Храма Христа Спасителя, со стороны Всехсвятского проезда, прямо под памятником Александру II, уселся странный человек, одетый, по мнению многих, как бомж. Как выглядят юродивые, люд московский за сто лет уже и позабыть успел. Человек расставил вокруг себя дешевые бумажные иконки из церковной лавки, зажег свечи и стал читать молитвы, истово осеняя себя крестным знамением, иногда брызгая из пластиковой бутылки воду в сторону храма. На вопрос прохожих, что же он такое делает, странный богомолец охотно отвечал:
– Бесов изгоняю, православные! И вы спешите, пока не