Фая рассказала, как она познакомилась с Венечкой Ерофеевым в первый раз. Замечу, что многие поэты знакомились со мной раза три, каждый раз приговаривая: «Такая интересная девушка. Я вас раньше не видел». Так много раз знакомился со мной поэт Герман Власов. И поэт Евгений Чигрин.
Фая – красивая, молодая – бежала на поезд, который вот-вот отойдет. Бессовестно опаздывала. У нее на ногах – босоножки на огромных платформах. Мужики вслед говорили: «Эта на ходулях не успеет». А Фая разбежалась и запрыгнула в поезд, как грациозная лань, в последний вагон. Эту сцену наблюдал из окна писатель Венечка Ерофеев. И, конечно же, он, движимый туманными желаниями, захотел эту прыгучую девушку найти, ему было удивительно, что она, которая никак не могла успеть, успела… На его глазах свершилось волшебство. Венечка бродил по вагонам, заглядывал в каждое купе и не находил девушки. А Фая предусмотрительно сменила черную куртку на красную, вернее, куртка была двусторонняя. И еще Фая надела на голову капюшон, погрузившись сразу в чтение книги.
Венечка потом долго вспоминал в беседах с друзьями, что видел однажды настоящее и чудесное видение – прекрасную девушку-китаянку на ходулях, которая запрыгнула в отходящий поезд, а потом таинственно исчезла, растворилась, рассеялась.
Встреча в кафе «Московское»
Поесть мы любим в кафе «Московское». Вчера официантка заметила, что мы, писатели, как одна большая семья: одни приходят, другие уходят, и размножаемся мы, как тараканы. Ежик, оказывается, затаил на нас с Санией обиду за то, что мы как-то зимой, по дороге из Литинститута, купили ему картошку в «Макдоналдсе», и он за это решил отомстить нам и оплатить наш ужин в кафе. Мы с Санией тут же сообразили, что надо бы наладить выгодный бартер, и пожалели, что мы тогда не купили Ежику еще и чизбургер. И сегодня мы пришли, а там – драматурги, и мой «любимый» Олег Михайлов, который очень возбужденно меня встретил, стал показывать всем каталог липкинских писателей (с собой носит) и называть меня Якушкиной. Видимо, Михайлов хотел поиздеваться над тем, что мою фамилию исказили. А что я сделаю, это все Сенчин, «великий редактор и составитель» липкинских сборников, не умеет фамилии копировать и вставлять.
Олег начал задавать мне издалека по этому поводу вопросы, на что я ответила блистательно: «Я плохо слышу, и если вы, Олег, хотели мне что-то сказать, то подойдите и скажите». И он не подошел. Конечно же, не подошел, ведь он невоспитанный. Мы сидели за разными столами, как два враждебных драматургических лагеря.
Я выпила три стаканчика портвейна и, уходя, решила протянуть руку мира. Никто не ждет, а я протяну. Олег дружелюбно взял у меня автограф. Я написала ему: «С любовью!» Олег еще раз спросил, почему исказили мою фамилию. Я ответила, что я не сержусь на то, когда ошибаются другие, потому что сама часто ошибаюсь и путаюсь в фамилиях. И Филатов, руководитель фонда, извинился передо мной публично. Михайлов всем тогда торжественно сообщил, что испытал оргазм. И спросил, не хочу ли я получить его автограф на моем экземпляре каталога. Признаться,