Кот поморщился, когда он выдернул из-под ноги срезанную штанину. Пропитанный носовой платок, которым тот пытался подоткнуть рану, свалился на пол сам.
Брайан вдохнул. Кожу рубанули, словно кусок мяса тупым ножом. Это точно не походило на падение.
Кот заорал от боли, когда он плеснул на него джин.
Он выл, матерился. Брайан не мог сосредоточиться, изогнутая игла для обуви казалась крошечной в его больших пальцах, он боялся потерять ее внутри. И втыкая каждый раз в кожу, он ощущал боль как собственную.
Он ошибался и ощущал такую злость. На себя, на Кота, на все, что он делал и они делали.
«Так тебе и надо», – мысленно клял его Брайан. – «За всю хрень, что ты творишь бездумно. За твои планы темные и дела сомнительные. За то, что ты не думаешь о том, что будет. За то, что ты ненормальный. И придурок».
Он хотел сказать это все вслух.
Но потом Кот не выдержал, по его щекам покатились слезы, хотя он старался не издавать больше звуков. И Брайан не смог выдавить ни слова.
– Все будет хорошо, – прошептал он, вновь укалывая кожу.
Черные волоски на лодыжке встали дыбом, а пальцы на ноге скрючились, словно в судороге.
– Все будет хорошо, – повторил Брайан, но теперь уже себе.
Кот отрубился, совсем лишившись сил, и спал неспокойным сном. Брайан наложил сверху бинт, чтобы внутрь не попали ворсинки, и укрыл его пледом, принесенным из спальни. Вымыл пол, убрал кавардак на кухне. И тогда зазвонили.
Телефонный звонок раздался, будто из другой вселенной. Было чертовски сложно реагировать на него. Брайан на какие-то мгновения забыл, что вообще происходит.
Сколько было времени?
– Я выпила три чашки кофе, что примерно в три раза больше того, сколько я пью за неделю.
– Черт, Стелла, это ты.
– Это официально самое странное приветствие.
У Брайана темнело перед глазами. Он совсем забыл. Совсем забыл о ней. Стрелки на часах показывали почти восемь.
Какой же он мудак.
– Стелла… тут случилось… кое-что произошло, в общем, я не могу… давай в другой раз, да? Мне очень, очень жаль. И если бы я что-то мог сделать, я бы сделал, но…
– Мог бы предупредить до того, как меня спросили, буду ли я ждать третий час.
– Я понимаю. – Он завыл про себя. – Прости. Я так виноват перед тобой… но одному моему другу… в общем, он попал в беду, я должен был ему помочь. Я даже имя матери забыл в тот момент. Мне очень жаль.
– О. Это серьезно?
– Да, очень. Прости, я не могу сейчас говорить. Давай я тебе наберу завтра, да? Или вечером, как разберусь, ладно?
– Да… да, хорошо. Если там все серьезно… я могу чем-то помочь?
Его прекрасная Стелла. Если бы она могла. Если бы могла починить его жизнь.
– Нет. Я сам… мне нужно самому с этим… – Он тяжело выдохнул. Он не мог с ней сейчас говорить. В голове было так пусто. – Я наберу. Еще раз извини.
Фонарь за окном горел блекло, мигая, как светлячок.
Брайан