– Уже забыл, лучше скажи, чего ты припёрся посреди ночи, почему днём не мог зайти?
– Я кое-что обнаружил, и мне нужен наш архив, а днём не пришёл, потому что не хотел видеть поросячью физиономию Жана, ну и ещё… – Опять поднял бутылку, используя её в качестве объяснения.
– Ну, мне все ясно. Держи ключи и иди сам посмотри, только учти: если что-то пропадёт, ну, мало ли, тебе надо не просто посмотреть, а что-то забрать, то Жан с меня шкуру спустит. У него обострилась паранойя, ходит как ищейка, всех в чем-то подозревает. Не подставляй меня. Постарайся ничего не разнести по дороге.
– Начальничек, как всегда, всю работу скидывает на других, а сам от безделья с жиру бесится. Ничего нового. Не переживай, Филипп, всё будет хорошо.
– Нужна будет помощь – зови.
Филипп погрузился обратно в книгу.
Закрыв входную дверь на ключ и опустив на окна металлические жалюзи, Бальтазар подошёл к шкафу. Шкаф был разделен на две части, отличающиеся друг от друга. Левая половина была покрашена в белый цвет правая в чёрный. На дверях были изображены: Солнце и месяц противоположного дверям цвета. Закинув рюкзак на плечо, Бальтазар подошёл к чёрной двери и, потянув за ручку в форме человеческого черепа.
Из шкафа тянуло холодом. Отодвинув одежду в сторону, мужчина щёлкнул выключателем. Внутри, зажглась флюоресцентная лампа, открыв взору крепкую увесистую дверь. Повернув задвижку, я попал…
Стоп… я? Хм…
Фил вернулся на титульную страницу. Прямо над фото, видимо, самого Бальтазара мелкие буквы гласили: «Личная собственность Тени, любой, кто читает чужие дневники, онанист, любящий наблюдать за чужими жизнями. Но тот, кто читает мой дневник, либо самоубийца, либо избранный. Выбирать тебе». «Это чей-то дневник, поэтому повествование ведётся местами от первого лица», – пришло озарение к Филиппу.
Полицейский был готов поклясться, что до этого надписи там не было. «Ну, если это действительно чей-то дневник, а не хитроумный замысел автора, то нечего разбрасывать свои вещи. Если я его нашёл, будем считать, что я избранный. Всё равно никто не узнает». За окном кто-то громко рассмеялся.
– Молодёжь… ходят, орут в такое время… раздражают. Я работаю, а они шарахаются, – прорычал Филипп.
Я очутился в длинном коридоре, выложенном камнями, пахло сыростью и землёй. Несмотря на сырость и холод, я не надел пальто – оно по-прежнему тряслось в рюкзаке, – оставаясь в одной тонкой белой футболке.
Эта часть туннеля была в хорошем состоянии, кладка выглядела так, как будто её только вчера положили. Яркие светильники так кучно установлены, что не было ни одного не освещённого угла. Проходя мимо закрытой ржавой двери со смотровым оконцем с задвижкой, Бальтазар провёл рукой по металлу и, простукивая костяшками пальцев поверхность, внимательно слушал, как звук обволакивает пустое помещение за дверью и эхом возвращается обратно. К счастью, акустика катакомб, пещер и туннелей позволяет это сделать. У меня сверхчувствительный слух, и это позволяет слышать