Он усмехнулся, покачал головой. Плавно потянулся и принялся разминать затекшие мышцы. Он знал, что не брал чужого и не убивал невиновного. И много лет назад, на суде, он не признал свою вину за убийство. Впрочем, не признавал он своей вины и сейчас. Он знал, что был прав и остается правым сейчас.
Он стиснул зубы. Воспоминания приносили боль.
Алексей сплюнул: неприятный привкус, который появился во рту после нескольких часов пребывания в канализационных стоках. Заложило нос, и он высморкался. Теперь он мог дышать полной грудью и наслаждаться свежим ночным воздухом. Запах свободы, которую он так ценил, к которой он так стремился, после спертого запаха канализации казался чем-то невероятным. Мысль, терзавшая сознание – «свобода», – не могла уложиться в голове. Он с отвращением снял с себя промокшую куртку и, выкинул ее обратно в люк. Следом отправились пропитанный жидкостью из канализационных труб штаны и ботинки, напоминающие протухшую запеканку. Кряхтя, он отодрал от тела скотч, на который был примотан целый ворох целлофановых пакетов и вытащил сухую футболку и нижнее белье. Остались сухими джинсы, обернутые целлофаном и спрятанные за форменными брезентовыми штанами зека. Из-за пояса появилась пара кед, и Алексей с предвкушением представил, как они сменят изношенные, вымокшие ботинки на его ногах. Была на месте и мини-аптечка: бинт, зеленка, мазь от ожогов, дезодорант и шампунь составляли все ее содержимое. Он мысленно, пункт за пунктом, перебрал все позиции своего плана – все сходилось от начала и до конца. Алексей перекрестился и, поцеловав скрещенные пальцы, послал благодарный жест небу…
– Что же…
Мужчина беглым взглядом оглядел получившуюся кучку вещей, обернутых целлофаном и лежащих у его ног. Достал из аптечки шампунь и подошел к бутыли с водой.
– Представляю, как от меня сейчас несет.
Крышка бутыли слетела на землю и он перевернул бутыль вверх дном над своей головой. Прохладная вода приятно охладила вспотевшее тело, смывая всю въевшееся в кожу грязь.
Это был поздний вечер. Уже выключили освещение на пустых улицах. По одиноким переулкам бегали бродячие собаки, прижимая хвосты при каждом шорохе. Не горел свет в окнах домов. В тот вечер ему захотелось прогуляться по ночному городу. Голову с непривычки кружило ощущение свободы, полноты вольности. И на душе было хорошо. Тридцать лет тюрьмы… Если бы кто сказал ему тогда… Нет, все это казалось смутным заоблачным сном. Кошмаром, тем, что могло коснуться кого угодно, но не его – человека, отдавшего свою душу и сердце родине в Афганистане, а потом и в Чечне. Он убивал,