Доктор Бертрам уже более двадцати лет занимался частной практикой в Хэмпшире. Он был врачом широкого профиля и имел собственный кабинет в портсмутской клинике; однако нередко пользовал неимущих пациентов на дому, по вечерам, за ничтожную плату или бесплатно. И в облике его, и в характере с годами все больше проступала аскетическая строгость. Доктор Бертрам всю жизнь оставался верен своему профессиональному и человеческому долгу, однако божественное для него было предметом чисто умозрительным, данью отживающей свое традиции.
Особенно после скоропостижной смерти любимой жены. Доктор, повидавший за свою карьеру столько болезней и смертей, не мог выискать в этом самом близком, самом личном случае никакой высшей справедливости: только следствие неумолимых, слепых законов природы.
Хью взглянул на багаж отца и улыбнулся со щемящим чувством: в это путешествие, конечно, он тоже захватил с собой свой медицинский чемоданчик.
– Я помогу, – сказал молодой человек, легко подхватывая черный чемодан с лекарствами и инструментами.
Они пробрались сквозь толпу, и Хью хотел вызвать кэб. Но доктор Бертрам остановил его.
– Этель написала, что ты перенес бронхит, – произнес он, остро вглядываясь в лицо сына. – Как ты себя чувствуешь сейчас?
– Хорошо, – Хью улыбнулся.
– Ты уверен?
Хью вздохнул.
– Да, отец. Прошло уже два месяца!
Они сели в коляску, и Хью велел кэбмену ехать в «Ритц-Карлтон», как заранее решил. Пусть ему самому и не по карману проживание там, отец вполне в состоянии за себя заплатить! И доктору Бертраму не следовало до поры до времени знать о стесненных обстоятельствах сына. Не говоря уже обо всех прочих обстоятельствах…
Когда экипаж свернул на Пятую авеню, отец окликнул Хью. Молодой человек даже не заметил, что задумался.
– Я вижу, что с тобой все же что-то не так, – негромко произнес доктор Бертрам. – Но мы поговорим об этом позже.
Хью, скрепя сердце, кивнул. В глазах отца с ним всегда было «что-то не так». И оба теперь понимали, что корень этого неприятия не в склонностях Хью. Отец никогда не сказал бы этого вслух, возможно, даже самому себе не желал признаваться, – но в глубине души он всегда считал сына виновным в главной трагедии своей жизни.
Они расплатились с кэбменом у входа в отель и поднялись в номер, который Хью забронировал для отца, – по примеру преуспевающего Гарри Кэмпа, который мог себе ни в чем не отказывать! Эти воспоминания до сих пор болезненно отзывались в нем.
Хью чуть было не удрал, неуклюже сославшись